Как три-четыре? Мне послезавтра на работу! вскричал я и машинально стал искать в телефоне контакты ближайшего фирменного сервиса. Телефон и здесь не работал.
Позитивчик снова снял фуражку, протер вспотевшую лысинку грязным платочком и надел на нос старые очки в металлической оправе.
Три, три дня, и вентилятор почистим, спокойно продолжал мастер.
Цепляйте меня за трактор, я назад поеду!
И даже не думайте, они вас обратно не повезут, убеждал старик. Будет бегать, как новая!
Я понял, что спорить и требовать бесполезно, оставалось только ждать.
Почему вы не спрашиваете за деньги? поинтересовался Марк Исаакович.
Да что деньги, вот! я протянул ему пять тысяч. Позитивчик аккуратно взял их за уголок своими сухими пальцами, поглядел на свет и положил в потрепанное портмоне.
Гарантию на работы не даем, молодой человек. Остальные десять тысяч по окончании ремонта.
Где же я смогу остановиться на три дня?
Старик надел фуражку и повел меня к выходу.
Вон тот человек вам поможет, и он указал на плотного мужика в тулупе из овчины и валенках на резиновой подошве.
Глава пятая
Вообще я заметил необыкновенное участие к моей персоне со стороны горожан. Каждый хотел прийти ко мне на помощь. Лицо мужика сияло радушием. Он протянул широченную короткопалую руку и стиснул мои пальцы до хруста.
Будем знакомы Требушинский Кондрат Пантелеич.
Я потер пальцы и назвал свое имя. Ну у них тут и имена просто филологический заповедник!
Ну как там наш инженер? Ободрал? спросил тулуп и, когда я только пожал плечами, еще больше просиял. Пойдем, небось, проголодался? Сейчас щец горяченьких с тушенкой, картошечки с груздочками, самогону?
Мы подходили к его избе, построенной по северному образцу с высоким подполом. Толпа зевак ревниво сопровождала нас чуть позади.
Проходи, мил человек, будь гостем.
Скрипнула калитка, мы зашли во двор, устланный деревянными мостками. Крепкое крыльцо со скрипучими крутыми ступеньками вело в просторные сени.
Нужник налево, умывальник здесь, за бочкой. Проходи, проходи.
Я озирался по сторонам вот занесло меня в эту глухомань!
Он открыл низкую дверь в горницу, перегороженную на три части кухню с огромной печью, столовую и маленькую спаленку. На кухне гремела чугунками хозяйка. Я посмотрел на часы с кукушкой полпятого. Запах щей дразнил, хотелось поскорее поесть и отдохнуть.
Привычных образов с лампадкой в углу я не увидел, вместо них висел вымпелок ударника коммунистического труда и фотография товарища Дзержинского. Из мебели стол и две большие лавки, металлические кровати, фанерный комод и полированный трехстворчатый шкаф. На столике у окна синел закрытый патефон. Ни радио, ни телевизора я не приметил. Уж не случилось ли что со временем, пока меня тянули по лесу что за нетронутый цивилизацией уголок из прошлого!
Через четверть часа мы уже сидели за столом. Я, хозяин, хозяйка, Раиса Францевна такая же, как и муж, плотная и круглолицая, с водянистыми глазами, да с нами еще один гость Иван Иваныч Подмахно.
Стол украшала обильная, но нехитрая закуска кастрюля щей, дымящаяся картошка в мундире, мелкая, как грецкий орех, пятилитровая банка соленых груздей, кислая капуста с клюквой, моченые яблоки, и благоухающая на всю избу требуха. Хрен, соль и горчица составляли набор специй и приправ. Венчала все это бутыль коричневого самогона, настоянного на калгане.
Столовая утварь была преимущественно алюминиевая: гнутые ложки, вилки, помятые кружки и миски. Хозяин, прижав к груди ржаной каравай, нарезал толстыми ломтями хлеб. Самодельный нож с наборной ручкой был отточен, как бритва ни одной крошки не упало на пол.
Я изрядно продрог на болоте, и первый же глоток спиртного подействовал на меня наилучшим образом.
Ну, мил человек, расскажи, что там деется, на большой земле? спросил Требушинский.
Да все нормально, живы-здоровы, работаем, как обычно в таких случаях, ответил я.
Москва стоит, вокруг лежит Россия, ответил за меня Подмахно и налил по второй.
Я пропущу, предупредил я, но встретил отпор всей троицы.