Король стоял, возвышаясь над разряженной людской толпой, ощерившимися оружием воинами и боевыми заклятьями магами, замершими посреди раскинутых шатров слугами, и ничего не говорил, и даже не нападал, а просто смотрел свысока, как его не совсем далекие предки, наверное, смотрели на людей-рабов когда-то.
Это высокомерное величие что-то задело в Вике и сдвинуло мысли о страсти в сторону, преобразив их в бешенство и гнев. Почему так получилось? Кто ж это знает. Но вдруг, откуда не возьмись, всплыли воспоминания о болезни отца, о смерти матери, разговоры с Владиусом и то, что магия, убившая их, замешана на чем-то эльфийском. В мозгах пропитанных зельем и измученных многодневным жаром все перемешалось и перепуталось. А мысль, возникшая из хаоса, погребла под себя все остальные:
« Эти высокомерные твари убили отца и мать! А теперь пришли за Ричем иза ней! О Светлый, они хотят убить и ее! Её чудо чудесное, красавицу неописуемую, принцессу Демию сладкую! Уничтожить тварей белобрысых, всех до единого!!!» и не успела эта мысль отзвучать в его голове, как Вик выхватил меч, пришпорил коня и прямо по балконам-стоянкам, сшибая на своем пути раскинутые шатры, утварь и людей, понесся в сторону эльфов.
Когда он вломился в подлесок, невидимые уже ему эльфы степенно развернулись и скрылись с уступа в листве.
За полосой кустарника, которую его крупный конь прошел не приостанавливаясь, он вылетел на поляну где, видимо, слуги приготовили себе постой, снес мимоходом и там пару палаток, разметал сложенное кострище и понесся дальше.
Но после поляны, которую он одолел одним махом, склон довольно круто пошел вверх и как бы ни силен был конь под Виком, но подобная дорога давалась ему с трудом. Здрав теперь не скакал, а мелко переставлял передние ноги, рывками продвигаясь и подтягивая свое тяжелое тело и всадника на нем. При каждом таком усилии он низко кивал головой, этим как бы помогая ногам перетягивать весь остальной немалый вес, а Вик нахлестывал его, заставляя спешить вверх по склону и не замечая натужных движений животного.
А когда заметил, то грубо выругавшись, спрыгнул с него, пихнул в бок ни в чем ни повинную скотину и, более не обращая на коня внимания, стал карабкаться дальше своими ногами.
Он смотрел только вперед и пер вверх, не разбирая дороги. В ушах и груди у него стучала кровь, зрение сузилось до одной точки строго по курсу, ноги оскальзывались и подворачивались, а рука, свободная от меча, вслепую нашаривала торчащие из земли камни и низкие ветки кустов. Так он и продвигался, ловя жадным взглядом впереди себя высоко вверху редкое мелькание одежд удаляющихся эльфов.
Через какое-то время его нагнал тигр, а в небе над самыми кронами закружил с громким карканьем ворон.
« Приперлись! Как всегда!» злость клокотала в нем, когда он отпихивал со своего пути пытавшегося загородить ему дорогу тигра. И даже не обратил внимания, когда от его грубых тычков Зверь, взяв верх над человеком, огрызнулся и до крови ободрал ему руку клыками.
Он уже весь взмок, а дыхание его стало перебиваться, когда неожиданно, проломившись через какие-то заросли, вывалился на большое открытое пространство. И вот там в самом верху поляны опять увидел эльфов, всех пятерых, спокойно стоящих и ждущих его.
Король поднял руку ладонью к нему, призывая толи остановиться, толи молчать, а, скорее всего, требуя и того и другого. Но за время погони злость на светлых только разрослась, не позволив Вику мыслить трезво и в этот момент. И он, как был в придворных одеждах, даже без кольчуги под ними, попер с диким криком и поднятым мечом на противника.
Далеко он не ушел, хорошо, если два шага сделал, а те эльфы, что стояли по сторонам от короля, молниеносно, как умеют только первые Дети Многоликого, вскинули большие луки и выпустили стрелы по нему.
Расстояние было небольшим и, почти сразу как Вик уловил их движение, одна из стрел вонзилась ему в правое бедро. Она попала в кость, а сила удара подвернула ногу. Но, не успев упасть, Вик ощутил второе попадание, уже в левый бок. Эта стрела прошила его насквозь почти до самого оперения и, падая, он почувствовал боль, когда наконечник уперся в землю, и он проехался пропоротыми внутренностями по всей длине древка. А кровь неудержимым потоком уже хлестала из него.
Вместе с кровью из него изливался и яд зелья, что напитал ее, и он, слабея, одновременно начал и трезветь:
« Что я творю?!!» пришла пораженная мысль. А в это время над ним уже склонялся Тай, потихоньку причитая и пытаясь остановить кровотечение.