Эй, пацанва, а кто доедать будет?
Мальчишки, уже зная эту игру, неслись обратно к столу и обнаруживали каждый в своей тарелке по той части от птицы, что досталась при разделе взрослым.
Это не наше, пытались они отнекиваться, а слюна уже бежала по губам.
Ваше, раз в ваших тарелках, сурово возражала бабушка. Её улыбки мальчишки не видели с тех пор, как погиб на фронте единственный её сын, их отец. Ешьте, сорванцы, да бегите утихомирить вашего дворнягу, кивала старушка на окно. Там скулёжным соло выступал Махоня, учуявший запах курятины ещё до того, как её сварили и съели, и ждущий своего собачьего счастья.
Как давно было это время Сегодня Орлову исполнилось уже сорок шесть, и кроме Валентины рядом не было никого из близких. Сразу после окончания войны умерла бабушка. Врачи говорили: «Не перенесла счастья победы». Но Ваня и Коля знали, что бабушка не перенесла не счастья, а горя, что с войны вернутся другие дети, но не её сын. Несколько лет назад умерла и мама: у неё отказало сердце. Причиной хронической сердечной недостаточности стала скоропостижная смерть брата Николая от кори. Мальчик родился в год начала войны. Прививать новорождённых тогда было не принято. После войны про прививку тоже никто не подумал, хотя она стала обязательной в 60-е годы. Но делали её только детям. Поэтому настоящей трагедией стало то, что в 1974 году Николай заразился корью, работая комсомольским лидером и формируя бригады молодёжи для строительства БАМа байкало-амурской магистрали. Предположительно вирус привезли на себе комсомольцы из Средней Азии. Эпидемии он не вызвал, и никто из властей не обеспокоился, когда Николая положили на карантин в одно из инфекционных отделений Москвы. Там лечили, чем могли, облегчая общее состояние. В результате у Николая на фоне заражения развилась пневмония. Потом врачи объясняли Ивану с матерью, что, оказывается, взрослые переносят корь гораздо хуже детей. Умер брат Орлова в возрасте 33 лет. Ивану Ивановичу было тогда 39. С тех пор страх за здоровье близких навсегда поселился в его душе, и даже при обычном насморке он посылал жену к врачам.
Ускорившись по лестнице настолько, насколько позволила больная нога, Иван Иванович распахнул дверь своей квартиры. Запах шёл от них. В любом случае, кроме них с Валентиной никого другого в зелёном домике не было. Все соседи были в колхозе. Навстречу Ивану Ивановичу вышла жена. Бледная, но счастливая, она протянула руки.
Ванечка, а у нас помощница объявилась, Валентина указала в сторону кухни. Екатерина Егоровна. Нам её бог послал.
Обняв её нежно, ректор погладил по спине:
Ну будет, Валюша, будет. А повариху послал тебе я, а никакой не бог, есть ему захотелось так сильно, что закружилась голова.
А что же мне тяжело что ли, Иван Иванович? расплылась тётя Катя в улыбке, выходя в коридор и вытирая руки о фартук. Его она принесла с собой, чтобы хозяйский не пачкать. И правильно сделала: никакого фартука на кухне Валентины никогда и не было. Я без ребятишек совсем скоро разленюсь. Быстрей бы они уже приехали. Да, Валентина Геннадьевна?
Да, Орлова растянула улыбку на лице, словно прибила её гвоздиками. От такой помощницы она сейчас не отказалась бы точно. Готовила Валентина неплохо, но как-то примитивно. Почти не использовала специи, не любила соль или сахар, редко добавляла чеснок. Тот же бульон из курицы она варила только из мяса, а макароны, купленные в магазине, добавляла лишь в конце. Иван Иванович уже в тарелке досаливал суп и перчил. Зелени в нём никогда не было. И морковку с луком, которые повариха бросила для запаха и выбросила, когда те дали навар, тоже не клала. А лавровый лист придавал бульону запах. Не говоря уже про перец горошком. Они были с общепитовской кухни. Лапшу же повариха захватила самодельную, замешанную на яйцах, выкатанную, потом тонко нарезанную и насушенную. Такую в блюда для студентов не бросали, делали только для себя, приправляя ею бульоны, отлитые из огромных кастрюль в маленькие, из которых ели сами и кормили руководство института. Здесь тоже была своя селекция. Например, парторг Печёнкин ел то, что студенты. Попробуй ему угодить вкусненьким, так он такую мораль разведёт, жить не захочется. Начнёт про равенство и братство, а закончит международными правами человека дышать одним воздухом, пить одинаковую воду и есть вдоволь хлеба. Так что таким, как Владимир Ильич нужно наливать из общего котла, желательно пожиже и порционно ниже нормы, чтобы блюститель коммунистической морали не заподозрил повариху в том, что она зарабатывает себе дешёвый авторитет. А вот Панас Михайлович Бражник и соуса к гарниру попросит побольше, и мяса пожирнее, с сальцом. Ректор и деканы ели пищу, не замечая различий, проглатывая еду на бегу, на ходу, в мыслях о делах. Наталья Сергеевна обычно хвалила и благодарила без эмоций, но красивыми словами: «удавшийся бульон, воздушное тесто, нежная прожарка». Супа она ела мало, предпочтение отдавала мясу, причём без соуса, и сдобу позволяла себе редко. С удовольствием пила компот и ела сухофрукты из него. Её коллега Ломов, декан педагогического факультета, тот, наоборот, улыбался много, а говорил мало. Никогда не забывал пожелать хорошего дня или вечера, всегда просил добавки первого. Компот не пил, сдобы ел много, запивая еду чаем без сахара. Орлов ел по настроению, когда как, но в целом в еде был умерен, а в похвалах разумен.