Как здорово, что вы не худрук Большого, а я прыгунья в высоту, улыбнулась она и так сильно прогнулась от важности, что в боку прострелило.
Правда что ли? засомневался Балакирев.
Лена кивнула, пряча боль и избегая взгляда.
Высотница, значит? улыбнулся Терентьев и, отставив руку в сторону, продекламировал. Мы с детства стремимся к самым вершинам
Доступны они только смелым и сильным, закончила фразу Николина, отсалютовав. Слова из речёвки знал в стране каждый пионер.
И кто посмел уложить тебя к нам с таким диагнозом? не распускал брови тот, кто смотрел снизу-вверх. Причём, не распускал их и глядя на коллегу, давая понять, что подобный балаган неуместен.
А это вам, уважаемый, с вопросами прямо по коридору, указала Николина в сторону приёмной Маркова, дверь которой просматривалась с лестницы.
Правильно говорит, Алексей Александрович, засмеялся улыбчивый врач.
Ну это вообще ни на что не похоже, пришёл Балакирев в негодование. Не успеешь отойти от новости о пациентке, привезённой на вертолёте, тут же тебе подсовывают под нос сюрпризы с гинекологическими больными, которые тебя же и посылают, он указал на дверь приёмной. Так, Павел Константинович, скоро у нас и беременных начнут принимать.
Коллега Терентьев, друг Балакирева и такой же вольнодумец не только в том, что касалось хирургических решений, снова подмигнул Николиной: «Не дрейфь!». Обращение хирургов друг к другу по имени-отчеству тоже было своеобразной игрой в авторитет.
Это, господа, снова не ко мне, ответила Лена.
«Беспризорница, но языкатая», решил Балакирев, разглядывая её размытый и размятый халат и зашарканные тапки. Юмор первый показатель смекалки, а умных и находчивых Алексей Александрович уважал. Поравнявшись с Терентьевым, Николина наклонилась к его уху и прошептала:
Павел Константинович, скажите вашему приятелю Алексею Александровичу, что меня тоже привезли к вам на вертолёте. Так, на всякий случай, чёртики запрыгали в глазах блондинки. Терентьев мгновенно перестал улыбаться:
Да ладно?
Николина со значением покачала головой. И пока один мужчина обдумывал услышанное, а другой сгорал от нетерпения, она добралась до верха лестницы и оттуда помахала:
Доброго пути вам, люди в белых халатах.
Люблю людей с характером, цокнул языком Терентьев на кавказский манер. Возможно, когда-то в кровь его предков вмешались гены представителей этой части страны, иначе откуда, при русых волосах было бы взяться черным густым бровям и ресницам?
Я не понял, а чего это она наверх покондылябала? возмутился Балакирев, не распрямляя вертикальных складок на лбу. Терентьев спустился, взял коллегу под руку и нежно так, почти по-отечески, предложил пройти в приёмную главврача.
Шоколадку для Танечки взял? похлопал он друга по выпирающему карману, в котором можно было спрятать не только плитку, но и коробку конфет для секретарши Маркова. Вот и прекрасно. Сейчас пойдём, всё спокойно узнаем, а потом уже будем строжиться, да?
Ты что со мной, Паша, говоришь, как с душевнобольным? поразился такой покладистости Алексей Александрович.
Это я не с тобой, Лёша, это я с собой, как с душевнобольным говорю. Потому как, согласно твоей же формулировке, все меньше и меньше понимаю, что же это тут у нас происходит.
Не настаивая на других уточнениях, Балакирев молча проследовал за дубовую дверь, на которой висела табличка «Главный врач».
7
Ректор Орлов познакомился с женой в туберкулёзном диспансере. Оба ходили туда в юношестве на физиопроцедуры. Чахотка после войны была явлением нередким. Маленькая и щуплая, Валентина мало и плохо разговаривала, но, когда видела Ваню, улыбалась. Характер у неё был непростой, девушка дичилась, долго отказывалась прийти на первое свидание. Позже Орлов узнал, что воспитывалась девушка в детском доме. Обоих её родителей унесла война. Других родных в подмосковном Раменском, где жили оба подростка, у Валентины не было. Встречаться с Иваном они начали сразу, в те же четырнадцать. А в семнадцать лет, когда девушка окончила школу и нужно было уходить из детского дома и где-то жить, решили, что она переедет к Орловым. Иван потеснил брата Николая, уступив гостье свою спальню. Валентина была строгого воспитания, да и мать Орлова приветствовала её решение не жить с Иваном до свадьбы. Жиличку она приняла как дочь, о которой когда-то мечтала.