Санитарка отделения принесла Николиной больничные халат и тапочки. Своих у девушки не было, ведь в колхозе они нужны также, как паспорт. Впрочем, зная, что её мама предупреждена, Лена была уверена, что недолго ей красоваться по отделению в казённых одеждах. Всунув ноги в тапки, Лена тут же оценила их достоинство: хотя и разношенные, но зато такие широкие, что туда спокойно можно всунуть ногу в толстом махровом носке. Надев поверх трикотажной пижамы халат в красках пастели Клода Манэ, девушка направилась в душ.
В подвальном помещении сквозило изо всех дыр. Николина поплотнее запахнула халат. Она господам точно не завидовала: для туалета им приносили специальные посудины, а мылись вельможи в отдельно отведённых комнатах во встроенных или переносных ваннах. В диспансере в подвале находились одновременно и котельная, и душевая. Тут же нашли место библиотеке и архиву.
В душевой никого не было. С удовольствием намывшись, девушка подошла к запотевшему зеркалу.
Красота! заключила она, промокнув пальцем синяки под глазами. Пышные лёгкие волосы свисали до плечей как мокрая пенька. Пояс халата пришлось дважды обмотать вокруг талии, настолько он был длинным. Расправляя на груди сильно заглаженную складку, Николина отправилась в палату обедать. Она настолько проголодалась, что глотала, не разбирая вкуса. Вернувшись за грязной посудой, всё та же санитарка напомнила больной про запрет выходить на улицу. Там был парк, в котором кипела жизнь на костылях и уже без них. Забирая поднос, санитарка стала тереть тумбочку тряпкой.
А если поймаем в туалете за куревом, то выпишем моментально, пригрозила она, оглядывая тарелки, вымазанные хлебом дочиста. Поняла?
Не курю я. В библиотеку сгонять можно?
Санитарка, довольная подчинением, кивнула:
Можно. Только неторопливым шагом. И хирургам на глаза не попадайся. Ух и злющие они у нас тут! Я пол мою? Мою. Он мокрый и скользкий? Понятное дело. Так чего в этот момент, когда он мокрый и скользкий, в палате лишние полчаса не полежать? Санитарка ткнула подносом на окно, за которым гуляли, в том числе и соседки Лены по палате. Вот эти, на костылях, если им приспичит, прутся по мокрому. Поскользнутся они, а виновата я. Тряпку плохо отжимаю. А как её ни отжимай, все равно скользко, потому как мокро. Согласна?
Так точно! съёрничала Николина, козырнув, и направилась к выходу. Иначе женщина, возраст которой из-за неухоженности определить было сложно, могла жужжать ещё долго.
В туалетной комнате через непокрашенный верхний квадрат окна двор был виден тоже. Убедившись, что санитарка с подносом исчезла в здании напротив, где была столовая, Николина пошла совсем не в библиотеку, а к центральной лестнице. Похоже, что паузой между послеобеденным сном и вечерними процедурами воспользовались абсолютно все, кто могли, так как в коридоре первого этажа не было ни души.
После УЗИ Кашиной объявили, что у неё не надрыв ахиллова сухожилия, а полный его разрыв. Как можно было порвать столь толстую ткань просто оступившись, оставило в глубоком раздумье не только рентгенолога. Дежурный врач Щукин, отправляя Иру в отделение хирургии, обрадовался, что оперировать девушку будет не он, а коллега Балакирев. Весть о том, что пациентку доставили на Курскую на вертолёте, заставляла задуматься, не станут ли теперь таскать к Маркову на ковёр всех подряд после каждой инъекции, прописанной новенькой в энное место? Балакирев в этом плане был гарантией непробиваемости. Работой и делом Алексей Александрович уже не раз доказал и свою компетентность, и даже исключительность; именно к нему просились на операции самые важные пациенты и особенно пациентки. «Своих дам» Балакирев не баловал, объяснялся с ними коротко, разговаривал только о том, что каждая в состоянии была понять, не позволяя ни выливать личные беды на себя, ни выуживать факты из жизни своей.
«Сухарь», считали одни. «Душка», млели другие. Однако при появлении хирурга переставали моргать, а заодно и дышать, и те и другие. Утреннего обхода врача женщины ждали с зари и вооружившись зеркалами и косметичками. Мужчины курили, кто курил, беспричинно шастали по коридорам, кто мог ходить. Характеристику состояния больной, определённую, как «состояние близкое к состоянию после близости», обещание, данное какому-то блатному, желавшему попасть именно на Курскую, что «хорошо лежать не значит хорошо ходить», утверждение перед операцией по удалению мениска, что «все жизненно важные органы находятся выше колена», являлись лингвистическим достоянием диспансера.