* * *
Приготовление еды это для бабушки как любимая песня!.. Она не может приготовить что-нибудь простенькое, по-быстрому, ей это совершенно не интересно. Она всё время что-то жарит, печёт, шинкует, проворачивает, тушит, взбивает. В большой кастрюле то и дело пучится дрожжевое тесто На кухне жара, чад (то и дело подгорает лук) Бабушка распаренная, с пунцовыми щеками, утирает лоб концом фартука
Не заглядывая ни в какие кулинарные книги, бабушка делала такие потрясающие блюда, которые я потом никогда в жизни нигде больше не пробовала. Наша бабушка великий кулинар. Её девиз: чтобы было ВКУСНО!
Только бабушка готовила такие вкуснющие картофлянники и зразы, и пирожки с разной всячиной, и обалденную баклажанную икру, и многое, многое другое, на что ей не было жаль ни времени, ни сил.
И я была рядом, помогала бабушке, мне это очень нравилось. Смотрела на быстрые, умелые бабушкины руки, записывала на плёнку памяти бабушкины кулинарные секреты
* * *
А ещё бабушка обожает всякое рукоделие. И, прежде всего шить. Бабушка великолепная портниха. Она обшивает всю нашу семью. Только в двадцать лет у меня появятся первые покупные платья, а до этого всё, вплоть до пальто, было сшито бабушкиными руками.
Маме она шила такие прелестные наряды, что современные модельеры, все эти новомодные «кутюрье», в подмётки не годятся моей бабушке! Она делала очень красивые, как сказали бы теперь эксклюзивные вещи, со множеством ручной кропотливой работы: всякие там мережки, сложные строчки, воланы, ришелье, аппликации, разные отделки, вышивки, рюши Она умела всё! Каждое платье, сделанное бабушкиными руками, было произведением искусства.
Она не могла сшить простецкую, заурядную вещь ей это было скучно и унизительно. Произведением искусства был даже рабочий фартук для кухни бабушка непременно должна была его чем-то украсить, какой-нибудь оригинальной отделкой, кармашками.
Всё было приятно взять в руки, на всё было радостно посмотреть. И вот что удивительно: бабушке на всё хватало времени и сил. Главное, чтоб было КРАСИВО! Занимаясь трудоёмкой ручной работой, бабушка испытывала настоящее творческое наслаждение.
Ещё она любила вязать спицами и крючком, и делала это виртуозно. Ещё она обожала вышивать гладью и крестом, причём, исключительно по собственным эскизам бабушка хорошо рисовала. А ещё она умела ткать, делала весёлые половички и коврики, разные красивые салфеточки и прочие чудеса Бабушка говорила: «Я могла бы быть художницей, если бы судьба дала мне возможность учиться. Но не дала Так я и осталась самоучкой».
Бабушка и меня к моим десяти годам ненавязчиво многому уже научила. Я у неё вроде подмастерья, и мне это нравится: обметать петли, подшить подол «козликом» и многое другое. Вышивать стебельком бабушка научила меня, когда мне было года четыре. А в шесть лет я уже заправски вышивала крестом.
Жаль, что мама с бабушкой не сохранили мои детские вышивки, и я не могу показать их дочке. При переездах всё детское творчество, без сожаления, выбрасывалось, вместе с ворохом ненужных вещей.
* * *
А ещё бабушка умела страстно ругаться! Когда я смотрела грузинский фильм «Я, бабушка, Илико и Илларион», то в грузинской бабушке в этой взрывчатой, крикливой, щедрой на проклятья старушке (хотя в душе доброй и любящей) я увидела свою дорогую, любимую бабушку.
Моя бабушка также пылко ругалась по любому поводу! Хотя никаких нехороших слов она не говорила и отродясь не знала. Бабушка была интеллигентным человеком. Самое страшное бабушкино слово «зараза». А ещё она изобретала какие-то свои неожиданные словечки. Она любила филологические эксперименты, на стыке двух языков русского и украинского.
Крику, крику был полный дом!.. Наверное, и в моей бабушке была капелька грузинской крови, хотя внешне это было и незаметно: у бабушки были синие глаза и русые волосы. Но страстность натуры выдавала в ней чисто южного человека, у которого, как говорится, «язык без костей».
Из-за какой-нибудь ерунды бабушка могла учинить такой скандал, что хоть святых выноси! Да и мама от неё тоже не отставала яблоко, как говорится, от яблони С одной только разницей: бабушка, накричавшись, быстро остывала и опять становилась доброй и приветливой, а мама после ссоры долго пребывала в мрачном настроении, замыкалась в себе, ни с кем не разговаривала.