Лехвета умерла после страшной неизвестной болезни, которая за две недели жадно выпила всю ее жизненную энергию, превратила некогда цветущую женщину в жуткую, высохшую, морщинистую старуху. Не помогли и приехавшие из Эркенга, чтобы её спасти, шаманы. Их бешенные пляски под траптапы и обладающие чудодейственными свойствами амулеты и снадобья оказались бессильны. Развел руками и всемогущий колдун дарсов Харам.
Он, тяжело дыша, посмотрел на Таньяга исподлобья и мрачно произнес:
Я сделал все, что мог, но уже слишком поздно. Дети Ремха не отдадут ее нам, мужайся, вождь, твоя жена умрет.
Таньяг овдовел. Время, пожалуй, самый лучший лекарь на свете. Во всяком случае, хоть оно и не дает, возможно, полное излечение от таких болезней, как печаль, тоска, разлука, но все же притупляет боль.
Прошло около года со дня смерти Лехветы. Дела заставила Таньяга оказаться в небольшом поселении дарсов Часгене, расположенном на самой восточной окраине владений дарсов. Как и во всех приграничных селениях, в Часгене было немало проблем, требовавших немедленно их решения, да и посещение этого места было вдвойне приятным для Таньяга, ведь именно здесь он провел свою юность, живя под опекой своего ближайшего родственника, правителя Часгена князя Креда.
Кред уже давно просил Таньяга посетить его, но этот визит в силу тех или иных причин постоянно откладывался. Наконец вождь таки соизволил побывать в местах своего детства.
Часген встретил Таньяга погруженным в туман. Казалось, что поселение находилось в каком-то волшебном забытье и было призрачным. Но как только вождь и его люди вошли в эту мягкую, седую обволакивающую пелену, это ощущение прошло. Глаза привыкли к дымке и взору. Таньяга сразу же предстали изменения, которые произошли в этом некогда родном для него месте.
Я смотрю, тут многое изменилось за десять зим, с тех пор, когда я покинул вас. Совсем обмельчало озеро, где мы устраивали охоту на молодняк птицы, раньше этих высоких стен вроде не было, да и наблюдательных вышек в Часгене стало столько, как будто вы находитесь в состоянии войны со своими соседями, с улыбкой произнес он, высокому пожилому дарсу, который отделился от группы склонивших в знак уважения головы старцев и распахнув руки для объятий шел к нему. Неужели малыши ритонцы объявили вам войну?
Давно молодой вождь мы тебя заждались, понимаю, что было некогда, но как родственник все же имею право тебя немного пожурить, нехорошо о нас забывать, нехорошо. Думал умру и не увижу своего Таньяга, радостно ответил ему пожилой дарс.
Ты уже готовишься в Хзенад? Что ж, дядя Кред, тебя там уже вовсю заждались, пошутил Таньяг, и они оба громко рассмеялись.
Несмотря на возраст, кого кого, а могучего, словно дуб, Креда ни у кого язык бы не повернулся назвать старым, в кулачном бою он мог свернуть челюсть любому, не было ему равных и в других состязаниях, где требовалась выносливость и сила. У Таньяга аж затрещали кости, когда его сгреб в охапку, обнимая, седоволосый правитель Часгена.
Ну и силища у тебя, дядя, отдуваясь от дружеских объятий, несколько смущенно оглядываясь по сторонам, проговорил Таньяг, я к вам ненадолго, завтра мы тронемся в обратный путь. Рассказывай, как вы тут живете, что у вас нового.
Сперва, вождь, сам отдохни с дороги и дай отдохнуть своим людям, заморил всех, а уж после поговорим.
Таньяг хотел сразу же возразить этому разумному предложению, но, посмотрев на своих воинов, согласился. Дарсы, сопровождавшие его, валились с ног от усталости, да и он сам ощущал необычайную тяжесть, сковавшую все его тело, а потому, только добравшись до спальных покоев князя, мгновенно уснул, провалившись в бездну, без сновидений.
Таньяг спал долго, когда же он открыл глаза, то подумал, что еще спит, невиданной красоты молодая девушка, настоящая богиня Ахетру,* сидела возле него, потупив взор, и покорно ожидая, пока он проснется.
Таньяг достаточно прохладно относился к своим соплеменницам, да и женщины у дарсов не отличались особым изяществом и красотой, но эта Она была стройная, как тростинка. Огненно-красные одежды были на ней. Ярче, чем желтые цветки ракитника, были ее волосы, нежная смуглая бархатистая кожа, темные, словно бездонное небо, ее глаза. Ни ястреб, ни сокол не могли сравниться с нею выразительностью глаз.
О боги! Чудится ли мне это небесное создание, или оно наяву? Быть может, я ещё сплю?