А у меня ничего нету! ответила Горшочникова. Всё уже давно продала, чтобы долги свои оплатить перед вами! Сколько уже можно изматывать бедную женщину?! Совести у вас совсем нет!
Так вы пропустите в квартиру? настаивал пристав.
Вероника Степановна долго смотрела на судебного пристава, и внезапно ей неумолимо захотелось душить пристава. Да, именно душить. Она представила, как резко пинает его ногой в пах, потом полусогнутого валит на пол подъезда и затаскивает в квартиру. После чего наваливается сверху и душит его своими натруженными с синими прожилками мозолистыми руками. Душит долго и смачно. Душит, испытывая неземное наслаждение. Душит остервенело, возводя сей процесс в ранг добродетели. Душит так, словно, ей это поручили сотни недобросовестных должников, не желающих платить по исполнительному листу. Царапая ногтями кожу шеи, давя коленом в грудину, наслаждаясь зрелищем клокочущего рта жертвы, его вылезающих из орбит глаз. Со сладким упоением слушая глухие и частые удары ног о чистый пол своей квартиры.
Потом уже холодного, она скидывает поздно ночью труп пристава с балкона вниз. А очень рано утром, под легендой выноса мусора, оттаскивает труп подальше в подвал, и, скрыв следы падения трупа под балконом, бежит домой и срочно звонит в полицию сообщить о страшной смерти честного Дмитрия Ксенофонтовича.
Ну а на поминках она была бы первая, кто искренне рыдал бы по безвременно ушедшему от нас приставу
«Батюшки! Да что это я?! Совсем старая опупела!» корила себя пенсионерка, сбросив морок воспоминаний.
Очнувшись от повествования диктора, Вероника Степановна окинула взглядом недобрых глаз журнальный столик, на котором стопкой лежали постановления о возбуждении исполнительных производств, и наивно решила, что если Булкин уже мёртв, то и часть долгов ей спишется ввиду его смерти.
Разминая натруженные сильные руки, которыми она ещё совсем недавно разделывала курицу, пенсионерка медленно пошла в ванную комнату.
В придорожном кафе все посетители громко обсуждали смерть судебного пристава. И действительно, событие случилось далеко не рядовое, тем более, для Сахалина с его небольшим населением. Простор для обширной дискуссии был просто огромен.
В кафе поднялся гвалт.
Большая часть присутствующих придерживалась версии, что смерть Булкина каким-то закономерным образом была связана с его служебной деятельностью. Меньшинство же, напротив, считало, что он пал жертвой обычных уличных пьяных разборок.
И только один мужчина невзрачного вида тихонько попивал свой кофе в углу обеденного зала в кафе, зажав между своих ног небольшую серую матерчатую дорожную сумку.
Мужчина этот был странно похож на Веронику Степановну Горшочникову: те же серые, постоянно бегающие и глубоко посаженные глаза; длинный острый нос; оттопыренные уши; невысокий рост и сутулость.
Потягивая свой кофе, Мочалин Михаил Степанович рассуждал о том, что буквально на днях он совершил преступление, которое никто до сих пор не раскрыл.
Он с наслаждением думал о том, как тщательно приготовился к данному деянию. Как продумал способ, которым он совершил этот зловещий акт беззакония. Как скрыл следы преступления. Как неприметно для остальных покинул Александровск Сахалинский.
Горячий кофе приятно согревал нутро правонарушителя, попутно убаюкивая его бдительность.
В ванной комнате Вероника Степановна нагнулась к ванне и, протянув за неё руку, вытащила чёрный полиэтиленовый пакет, наполненный чем-то мягким.
Пенсионерка неспешно положила пакет в ванну и, напевая, развязала его.
Потихоньку раскрыв пакет, должница медленно извлекла из него пару окровавленных матерчатых перчаток, затем погнутый металлический служебный знак службы судебных приставов и целый ворох мужской одежды со следами запекшейся крови.
«Сжечь, всё надо срочно сжечь»: рассуждала пенсионерка.
Вероника Степановна неторопливо отмывала знак службы судебных приставов от грязи и крови и, любуясь мокрыми капельками, стекающими с него, чинно положила его на краешек ванной сушиться.
«Эх, Булкин, Булкин. Как же так вышло-то, а?! Вроде и мужик был видный и бабам нравился, а так плохо закончил!»: сокрушалась пенсионерка, утирая слёзы мятой мужской рубашкой из пакета.
Потянувшись на мягком стуле в кафе, Мочалин Михаил Степанович приступил к приятному поглощению блинчиков с растопленным сливочным маслом.