Когда, однажды я не приехал на какую-то нашу встречу, он позвонил мне и в недопустимом тоне стал отчитывать меня, как ребенка (притом, что сам мог, наобещав, не явиться куда угодно, вплоть до собственного выступления). Когда мне это надоело, я вяло произнес:
Ну, вызовите меня на дуэль, в конце концов.
Дуэль еще надо заслужить! взвизгнул он.
С чьей стороны? начал заводиться я.
С вашей, с вашей! крикнул он и бросил трубку.
Причем, все это делалось, я убежден, довольно искренне. Поэты всегда искренни и в своих взлетах, и в своих падениях. Наверное, потому что никогда не играют, так как постоянно находятся в игре. И в этом нет противоречия.
«Первая задача поэта выдумать себя», писал Иннокентий Анненский. Играя в такую игру, на игрушки в общечеловеческом смысле ни сил, ни интереса, видимо, не остается.
* * *
Поэтесса Нина Савушкина, лукаво поблескивая глазами, рассказала такую историю: В школе, в классе четвертом, я написала ко Дню Победы стих, который назвала «Веточки тополя»:
Они шумят. Их почки горьковаты.
Быть может, то осталось от войны
от крови неизвестного солдата,
пролившейся за честь родной страны.
Мы их несём. Под тёплым майским ветром
фанфары так торжественно поют.
И пионеры под весенним светом
салют погибшим молча отдают.
Стишки эти всем понравились, и их решили прочитать по радио. Но отчего-то переименовали из «Веточек тополя» в «Ветеранам». И вот, представьте, объявляет диктор: «Стихи Нины Савушкиной. «Ветеранам». А дальше: «Они шумят, их почки горьковаты» Предположим, старички-ветераны действительно шумят, собираясь в очередь за картошкой или играя в домино, но кто пробовал их почки?! И потом «мы их несем, под теплым майским ветром» Какой сюрреализм! Но так и читали несколько лет подряд.
* * *
Моя бабушка, Людмила Ахматова, под конец жизни стала очень походить на пожилую Анну Андреевну, особенно в профиль. Бабушка родилась на Украине, как и великая поэтесса так что это украинские, скорей всего, типажи с татарской примесью. У меня даже появилась лукавая мысль: выставить в Интернете бабушкины фотографии с подписью «неизвестные снимки Ахматовой» интересно, смогут ли их «раскусить»?
Бабушка была энциклопедистом, дружила со многими интересными людьми, например, с известной переводчицей Татьяной Гнедич. На один из ее юбилеев прислала телеграмму «С днем рождения! Ахматова». Гнедич получила телеграмму во время застолья и с важностью стала показывать гостям, умалчивая при этом, кто истинный адресат.
Когда-то я интересовался своей родословной, и обнаружил, что фамилия «Ахматов» не такая уж редкая. Заглянув в базу данных по Петербургу, обнаружил около пятисот однофамильцев меня эта цифра поразила. Яшкины, казалось бы, что может быть ординарнее, а их в городе всего трое.
«Ахматов», как и «Ахметов» означает «достойный похвалы». Однако какую окраску придала своему псевдониму Анна Андреевна в стихотворение «Имя»: «Татарское, дремучее, пришло из никуда, к любой беде липучее, само оно беда»!
Когда я только начинал публиковать стихи, мне настойчиво предлагали взять псевдоним мол, нескромно с такой фамилией на поэтическом поприще. Моему деду, морскому офицеру, тоже предлагали сменить фамилию в 46-м году, когда Ахматову исключили из Союза писателей. К его чести, он отказался.
* * *
Один мой сосед по Комаровским дачам, прозаик Владимир Шпаков, имеет машину, а другой, поэт Виталий Дмитриев, не имеет. Поэтому ходит в магазин пешком и возвращается с огромными сумками и рюкзаком продуктов.
Ты посмотри, навьючен, как верблюд! ухмыльнулся как-то при виде Дмитриева Шпаков.
Нет, весь я не верблюд! тут же парировал Дмитриев.
* * *
Геннадий Григорьев рассказал, как хохму историю о том, как пил в одной из пельменных на Петроградской с поэтом Глебом Горбовским, в то время как Глеб Яковлевич «развязал» с алкоголем. Перед закрытием к ним подошла уставшая буфетчица, и, с сожалением глядя на Горбовского, тихо сказала: «По-моему, вам больше пить не надо».
«А вы знаете, сколько я могу не пить? браво поднял свою кудлатую седую голову Глеб Яковлевич, я двадцать семь лет могу не пить!»
«И ведь это была чистейшая правда», резюмировал свой рассказ Григорьев. Горбовский не пил почти тридцать лет. И это, что удивительно (а может, и закономерно), пагубно сказалось на его творчестве. Тысячи невыразительных и вялых стихов были написаны им за это время. Я сам, читая книги этого периода, и не зная его ранних вещей, поражался, чего в нем находят мои старшие коллеги по перу. Помню, долго спорил об этом с поэтом Дмитрием Толстобой.