И снова я была в плену его музыки. Его поэзии без слов
Вот он выходит на манеж под печальную, словно подёрнутую золотым пеплом осени, мелодию блюза. Он весь захвачен музыкой и, кажется, ничего не замечает вокруг: голова понуро опущена, руки в карманах Новелла о грустном акробате. В течение нескольких минут промёлькнет сейчас перед зрителями вся его жизнь, все её радости и огорчения, которые легко уместить в одно слово «работа». «Он столько раз терпел неудачи в жизни, рассказывает Клоун всем своим обликом, что даже теперь, став сильным, ловким, всё равно не верит в успех».
Сделав поклон публике, Енгибаров начинает в медленном ритме блюза выполнять сложнейшие акробатические трюки, самый блестящий из которых стойка «крокодил»: он стоит на одной руке, вытянув тело параллельно манежу
Енгибаров скажет потом: «Я нашёл точку опоры я держу на одной руке Земной Шар!»
В тот мартовский вечер я услышала свою любимую «Скрипку» немного по-иному, открыв в ней новую глубину.
Скрипка Енгибарова это не просто Несбывшееся, это Любовь, превращённая в игрушку, в предмет обихода. Она долго терпит но, в конце концов, бунтует и, вложив в этот бунт все свои силы, гибнет И только после гибели её человек понимает, чем он владел и что он не уберёг. Только теперь, потрясённый потерей, он прозревает и просыпается в его душе запоздалая Музыка
Что-то родное, но полузабытое виделось мне в облике Енгибарова. Так бывает, когда идёшь в густом тумане и вдруг замаячит впереди знакомый силуэт, и всё силишься узнать его, до боли напрягая зрение и память
И я узнала его! Это был Дон Кихот. Да, да, он самый! Нелепый и нежный, мятущийся, вдохновенный и вновь осмеянный!
Каждая реприза Енгибарова это борьба всё с теми же ветряными мельницами, протест против обыденности и скуки, против всего, что превращает человека в жалкую марионетку без души, без веры, без мечты
Кульминацией спектакля был номер «Тарелки».
В зале погас свет. Темно. Клоун идёт по узкому барьеру, сосредоточенно глядя под ноги не оступиться бы в этой кромешной тьме! Под мышкой у него мятая жестяная тарелка. Он идёт по узкому барьеру, освещённый единственным лучом света. Этот луч как будто ведёт его А там, впереди, зияет пропасть (часть барьера убирали в одном месте). Но человек, идущий по барьеру, доверился лучу
И вдруг он доходит до разрыва и отшатывается! Дальше дороги нет.
И тут полный свет! Гремит музыка. Выходит партнёр (Завен) в чёрном безукоризненном фраке, в белоснежных перчатках, смотрит франтом победитель жизни! Начинает грациозно жонглировать белыми фарфоровыми тарелками Он преподает Лёне урок ловкости и предлагает ему проделать то же самое, попытать счастье. Лёня отбрасывает свою мятую тарелку подальше, убегает на секунду за форганг и возвращается тоже во фраке и в чёрных покорёженных перчатках где он только откопал их? Фрак длинён и мешковат, явно с чужого плеча, Лёня совершенно утонул в нём
Итак, он готов испытать свою ловкость! Но разбивается одна тарелка, другая, третья И, наконец, разбивается последняя. Потерянное, потрясённое лицо человека, с трудом осознающего, что разбиты все надежды, потеряны все шансы на удачу
Он медленно снимает фрак, перчатки, осторожно кладёт их на ковёр это всё принадлежит той жизни, в которой всё казалось возможным, достижимым. Но он уже вычеркнут из неё.
Он возвращается к своей мятой тарелочке вот она, его реальность.
Гаснет свет. И он уходит с манежа в полной тьме
Но побеждённым ли он уходит? Разве побеждённым? У этого человека есть мужество говорить правду правду до конца. Он беспощадно откровенен и вызывает каждого из нас на ту же беспощадную откровенность, хотя бы наедине с собой.
Да, формально он как будто проиграл обстоятельства оказались сильнее его. Он ушёл с манежа ни с чем. Но каждый из сидящих в зале уйдёт сегодня из цирка немного другим, в чём-то преображённым
И это значит, что Енгибаров победил.
«Я выхожу на манеж не для того лишь, чтобы смешить уважаемую публику. Я выхожу на манеж для того, чтобы говорить с уважаемой публикой. О добре и зле, благородстве и подлости, о любви и нежности, скажет он в одном из своих интервью. Одна газета назвала меня клоуном с осенью в сердце. Это приятно. Потому что осень это раздумье. А ведь без раздумья, замечу вам, без самого серьёзного отношения к жизни нет и не может быть настоящего клоуна. Об этом я помню каждый день, каждый вечер»