Ладно, со вздохом встаю, и иду в туалет, а затем и умываться, и завтракать.
В школе сегодня всего три урока, а затем практика. Это когда мы целых полчаса (!) смотрим на том же мониторе, как бородатые, а иногда бритые дяди с серьёзным видом смешивают из прозрачных пробирок, или колб разные реагенты. И те то краснеют, то зеленеют, то выпадают в осадок. Мне эти «доп. занятия по химии», если честно, до лампочки. Мне больше нравится такая «практика», какая была в прошлый раз: когда здоровенный, пусть плохо выбритый, зато явно всей душой радеющий за своё дело, качок-трудовик учил, как правильно браться за рубанок, как пилить доски, и как работать шуруповёртом. Изготовляя пусть и скворечник (По всей столице скворца сейчас не сыщешь даже за бессмертие души!), зато с явным кайфом.
Видно было, что мужик и умеет, и любит свою работу. И руки у него тем концом вставлены!
Одно плохо: что нам никто и никогда не даёт и самим попробовать и правда что-нибудь построгать, попилить, и сколотить. (Впрочем, как и смешать, и высадить в осадок) Потому что теория это одно. А практика совсем другое. И я это понимаю, как мало кто. Потому что одно дело, когда тренер рассказывает, как справляться с таким и таким приёмами, и совершенно другой коленкор когда начинаешь, вначале медленно, а затем всё быстрее отрабатывать эти контрприёмы. На друг друге и на тренере.
До автоматизма.
Это «знание» и умение из тех, что должны сидеть в подкорке, впечатанные, вмурованные там навечно. Потому что когда и правда столкнёшься будет не до «теоретических воспоминаний». Куда какой блок подставить, и как от подсечки уйти А дело будет идти о жизни!
Так что я за реальную практику.
И стальные мышцы.
Мытьё посуды сегодня проходит вполне буднично.
Никаких, как говорится, эксцессов и неожиданностей. Правда, стараюсь всё отмывать действительно на совесть, и даже крохотных пятнышек из-под всяких сложных соусов и яичных желтков не оставлять. Заодно думаю, предвкушая, как бы мне потехничней докопаться до моего сменщика-китаёзы. Да ещё так, чтоб моя бортовая камера однозначно записала, что это он первым начал.
Мне повезло.
Китаёза сам дал мне отличный повод прибаться: опоздал на три минуты.
Говорю:
Ты опоздал.
Он отвечает:
Да. Извини.
Я говорю:
Убедительная просьба: чтоб этого больше не повторялось.
Он думает целых пять секунд. Пытается уразуметь, что это: скрытая угроза, или наглая провокация. Ущемляющая его «права». Осматривает меня придирчивым взглядом с головы до ног. Очевидно, осмотр вполне убеждает его в том, что низкорослый и худощавый шкет лет тринадцати, явно немного переросший свою ставшую маловатой рубаху, и на ногах которого тряпочками болтаются заношенные треники, ему не угроза. (О-о! Сколько вас, наивных балбесов, на этот мой сознательно поддерживаемый имидж купилось!..) Вероятно, именно поэтому азиат решается на «достойный» ответ. А ещё наверняка уповает на то, что их диаспора здесь достаточно велика, и в обиду его, если даже у меня, «наглого аборигена», есть «дружки», не даст:
А то что?
А то мне придётся тебя немного поучить. Чтоб приучить к дисциплине. И уважению к другим людям. И их рабочему времени.
Тут уж он не выдерживает: смеётся прямо мне в лицо:
Да пошёл ты на ! Придурок сопливый.
Чувствую, как в груди у меня нарастает такое светлое, всепоглощающее чувство: счастье!!! Вот оно: откровенное хамство! И всё записано! Вытираю нос, где действительно что-то хлюпает: похоже, началась-таки у меня аллергия на моющие:
Так что? Может, тогда выйдем?
Пошли! вижу, как его узкие и без того глазёнки сужаются в хитром прищуре ещё сильней, и на губах играет снисходительная ухмылка: балбес, похоже, и правда верит, что легко меня, «избалованного» и самоуверенного москвича, уделает!
«Выйти» у нас можно только в одно место: узкий и заставленный мусорными баками проход за рестораном, где едва проезжает каждое утро мусоровоз, опустошающий эти самые баки. Вот туда и направляемся, причём я даже не сняв передник-фартук.
Снимаю его уже там, после того, как несчастный китаёза, развернувшись ко мне лицом, становится в типовую для кунг-фу стойку, и раскорячивает пальцы, словно собирается вырвать моё сердце. Вот тогда и срываю фартук, бросив ему в лицо, стоит только ему метнуться вперёд!