«Потерпи, мой малыш», думала я перед сном, смачивая волосы в пиве и накручивая их на бигуди. «Мамусик тебя спасет».
Глава 6
Андрюшины родители известные этнографы. Типичные ученые. Такие, знаете, деятели не от мира сего.
Папа рассеянный, вечно на все натыкается, постоянно в своих мыслях. Говоришь с ним, предположим, о ценах на овощи, а он вдруг начинает рассказывать про древних индейцев, которые поклонялись картофелю и считали его одушевлённым существом, процитирует какого-то Сьеса де Леона на испанском языке, да еще и спляшет для примера шаманский танец Солнца. А я всего-то сказала, что картошка подорожала.
Андрюшина мама тоже хороша. По-моему, я ни разу не видела ее с нормальной прической. Волосы у нее вьются мелким бесом, так она их закручивает в небрежную кичку при помощи первого попавшегося под руку карандаша. Ходит постоянно в каких-то балахонах, не красится. Зато книжку из рук не выпускает. Берет ее с собой в гости и, кажется, даже в ванную. Бутерброды с колбасой ее кулинарный Олимп. Эту женщину разговорами про подорожавшую картошку тоже не заинтересуешь.
Сами теперь понимаете, почему Андрюша все детство провел у меня на кухне. А когда его родители радостно уезжали в многомесячные этнографические экспедиции, он и вовсе оставался у нас жить. Спал в одной комнате со Степочкой.
Теперь-то он, конечно, уже взрослый успешный программист, и ночевать больше не приходит, но по-прежнему относится ко мне с сыновней нежностью.
Они с Павликом примчались ко мне в семь утра. Я еще щеголяла в бигудях и тигровом халате. Обычно я встаю часов в шесть, но уж очень тяжелым вчера выдался день. Мне даже сны не снились просто отключилась и всё. Пробудилась с камнем размером с Исаакиевский собор на сердце.
Мальчики, милые, а вам-то что не спится? грустно приветствовала их я, приглашая на кухню как раз собиралась варить кофе по мароккански: в турке, со щепоткой соли.
Мы, тетя Люба, всё думаем, как Степку выручить, отозвался Андрюша, садясь на голубой диванчик возле горшка с геранью, недавно раскрывшей новые ярко-красные бутоны «оттенка императорского плаща», как однажды выразился Яков Матвеевич. Решили с вами посоветоваться А что у нас на завтрак?
А что ты, Андрюшенька, хочешь? умилилась я.
Я бы от оладушек не отказался! Андрюша изобразил уморительную рожицу трехлетки-сладкоежки, заприметившего в парке тележку с мороженым. С крыжовенным вареньем с вашей дачи.
Ну разумеется, мой милый, через пять минут все будет готово! воскликнула я, радуясь хорошему аппетиту мальчика. А ты, Павлик?
Благодарю, Любовь Васильевна, я только кофе. С утра мои способности к поглощению пищи, к сожалению, не производят особого впечатления, сказал Павлик, поправляя очки на тонкой переносице.
Если с Андрюшей мы были на одной волне, то Павлик всегда казался мне чересчур независимым и строгим. Уж слишком он был рассудительным для своих двадцати пяти лет. Только из пеленок вылез а уже весь такой высокомерный. Однако, надо отдать ему должное, на Павлика всегда можно было положиться. Надежный, как скала, как гранитная набережная Невы вот каким был второй лучший друг моего сыночка.
Пока я хлопотала возле плиты, мальчишки поделились со мной своими планами по освобождению Степочки.
Павлик предлагал обратиться к журналистам и раздуть из этого ареста скандал ну, например, представить Степу борцом за свободу слова, или ярым оппозиционером, или вообще представителем какого-либо гонимого меньшинства, это можно изобразить в два счета: несколько соответствующих постов в соцсетях, свидетельства его ближайших друзей, то есть их с Андреем, и дело в шляпе, пресса на крючке. А там, глядишь, губернатор, если не сам президент, устыдится за представителей правоохранительных органов и распорядится Степу выпустить.
Я ужаснулась и категорически, просто наотрез отказалась. Никто, ни одна живая душа (за исключением тех, кто уже в курсе, конечно, тут уж ничего не поделаешь), не должен знать о позоре, свалившемся на семью Суматошкиных! Я всегда была образцом для подражания. Мои подруги, мои родственники, вообще все, кто меня знает, считали меня каким-то божеством, идеальным существом. Неужели же я допущу, чтобы все узнали, что мой единственный сыночек сидит в тюрьме? Я с негодованием звякнула кофейной чашкой о блюдце. Нет, этот вариант не годится! Да и надежда на внезапно проснувшуюся совесть губернатора просто детский лепет.