Ну-ну У тебя там в отеле, надеюсь, хороший кофе? Непременно надо выпить по чашечке. А? И хотя я не пью, ну ты знаешь мою диету, но сегодня в качестве исключения Непременно, непременно, по одной маленькой чашечке Вот видишь, как ты дурно влияешь на меня, с тобой мне хочется пуститься во все тяжкие Может, и не надо идти в отель? А, котик? А вдруг я там чего-то натворю, а? Да чего мы медлим, как подростки? Мы же взрослые люди, зачем эти игры, эти приличия, все это одно сплошное лицемерие. Ты хочешь меня, я хочу тебя, и у нас нет обязательств, ты же никому ничего не должен, правда, котик? Я хочу тебя прямо здесь, прямо сейчас Прости, прости, я сумасшедшая Да, я, возможно, буду кричать, я всегда громко кричу, один раз полицию вызывали, ну это давно было и неправда, да и не здесь вовсе, а тут хорошие люди, они поймут. Они знают, что мы русские, понимаешь?
Она вдруг стала толкать и погонять Егора в спину, словно учительница нашкодившего школьника. Вскоре они оказались между двухэтажными каменными домиками, украшенными вьющимися зелеными лианами. Эти лианы дотягивались почти до крыши, обвивали балконы и мансарды, создавая значительную тень на выложенной из булыжника улочке. Лабутены блондинки стали спотыкаться об эти камни, и она стала разуваться на ходу, чтобы не сломать каблук. С моря сюда задувал соленый бриз и играл с ее легким платьем, то и дело меняя направление. Егор смотрел на блондинку с каким-то нездоровым вожделением. Буквально полчаса назад у него уже был шанс и он благополучно упустил его, но сейчас он почувствовал в себе сильный плотский инстинкт, который овладевал всем его сознанием и толкал вперед.
Он подошел к своей спутнице сзади, пока она мешкалась с обувью, и приподнял ей платье, обнажив ее татуированные ягодицы. Она продолжала смеяться, застежка на одной из туфель не расстегивалась, и женщина так и стояла, наклонившись к нему спиной.
Я и не знал, что ты масонка, заметил он одну из интимных тату в виде звезды Давида на левой ягодице.
Блондинка, очевидно, не знала значения этого слова, но восприняла это как комплимент. Мужчина, между тем, присев на корточки, стал целовать ее там, глубоко вдыхая ее запах, смешанный с ароматом сладкого опиума. Голова у него стала кружиться, мысли путались от шокирующих непристойностей, и, слушая этот беззаботный женский смех, который начинал сменяться вскриками и стонами, Егор спустил до колен плотно облегающие кружевные трусики спутницы, и приподнялся в полный рост, чтобы расстегнуть ширинку.
Погоди, котик, погоди, зашептала блондинка, роясь в своей сумочке, стоявшей возле ее босых ног.
Она вытащила из нее шуршащую обертку, раскусив ее зубами, ловко достала презерватив и помогла мужчине надеть его. И Егор снова развернул ее спиной к себе, торопясь войти, но, почувствовав, что не в силах сдержать себя, слишком долго он воздерживался, отпрянул назад. Но все равно уже было поздно. Возбуждение спало, и он с досадой освободился от презерватива, небрежно засунув его себе в карман пиджака.
Блондинка подумала, что он просто вдруг расхотел ее. Она поднялась, сделала обиженно губки бантиком, и почему-то перейдя на французский, шепнула ему тихо в самое ухо.
Je veux que tu me fasses jouir, mon petit mignon. (Я хочу, чтобы ты меня поласкал там, котик).
И он стал ласкать ее, сначала медленно, потом ускоряя темп, а она, облокотившись о его свободную руку и запрокинув голову, минуты три постанывала, пока вдруг не вскрикнула и не замерла. Пока она приходила в себя, Егор оглядывался по сторонам, боясь увидеть случайных свидетелей.
Все Все Я кончила, ça veut dire que jai fini, jai fini выговорила она. Отпусти меня.
В одном из домов наверху включился свет, кто-то выглядывал в окно, пытаясь разглядеть в тени лиан «влюбленную парочку». Нужно было уходить. Блондинка привела себя в порядок, поцеловала Егора в губы, и они вновь свернули на набережную.
Так ты говоришь, что жена у тебя еще та темная лошадка, да? спросила она Егора, когда они вышли к морю. Кто бы мог подумать?
Он многозначительно кивнул, идя чуть-чуть позади, немного отставая от своей спутницы. Ему хотелось поскорее избавиться от использованного раньше времени презерватива, и он облегченно вздохнул, когда увидел урну. Неприятное чувство овладело им, он был зол на себя, что у него не совсем получилось, что он хотел совсем по-другому. Одновременно он чувствовал и болезненную вину перед женой, пусть и оставившей его, но все же он еще любил ее, а, значит, изменял. И это неприятное чувство все больше давило на него, он искал оправдания своему поступку, искал какие-то нелепые причины расстаться сейчас с этой женщиной, и в то же время не хотел обидеть ее. Она была не виновата в своей женской природе просто любить и быть счастливой. Он видел в ней родственную душу, видел одиночество в ее серых глазах, и это одиночество было понятно ему, как никогда прежде, потому что он и сам был сейчас одинок.