Ну может пять, язвительно подхватил варяг. Ну десять
Вълчко только молча дёрнул щекой, верхняя губа чуть приподнялась, приоткрывая клык, словно вол оскалился еле заметно. Верно, не зря его Вълчком прозвали, подумал воевода Рах, но тоже смолчал, оставив без внимания глупые речи варяга, да и сам Мстивой только отворотился, не ожидая ответа. Ясно было, что он ворчал больше от желания сорвать раздражение, чем от взаправдашнего желания ссоры.
Помолчали несколько мгновений, потом Вълчко примирительно сказал:
Рассказали бы, что ли, воеводы, какова она есть, земля варяжья?
Про что тебе рассказать? всё так же сумрачно спросил Мстивой он был варягом, ему и речи вести. Тем паче, и видал-то он в той земле всяко уж больше, чем Рах.
Ну хоть про Аркону альбо про Винету, жмурясь от кострового жара, попросил Вълчко.
Про Аркону
По-прежнему то и дело подбрасывая в огонь обломки ветки, Мстивой заговорил. О высоченных белых скалах Руяна, о которые разбиваются тёмно-зелёные волны, и пенные клочья взлетают выше скал. О плоском острове посреди Волчьего моря, на котором, на высоком остром мысу и лежит Аркона, святыня Свентовита за высоким валом высокие двухскатные кровли храмов и градских домов. О могущественных волхвах, чьё слово весит на Руяне больше княжьего, чей приказ поднял на восстание против Годослава-Готшалка и лютичей, и варягов, и руян. О каменных чурах Свентовита в полутёмной глубине огромных хоромин, которые ждут жертв, чуть поблёскивая глазами. О каменных жертвенниках в храмовых дворах, и об оружии, взятом с бою и ныне висящем на стенах храмов.
Вои заслушались. К костру воевод подсаживались и иные полочане, которые, хоть и были на Руяне вместе с Рахом, но кто ж откажется послушать бывальщину.
За рассказом каша в котлах упрела, и вои принялись споро метать её ложками в рот, обжигаясь и дуя.
К вечеру опять засвежело, потянуло сыростью, и впотемнях в воздухе повисла противная мелкая морось, от которой волгли одежда и волосы. Ну ничего, молча утешал себя Стоюта, зато сырая листва под ногами не шуршит.
Огоньки костров, увиденные им с верхушки сосны, мигали где-то на северо-западе, около самой Москвы, некоторые даже и дрожали в воде отражениями. Костров было много.
Старшой «волчат» шёл быстро, ловко уклоняясь и от веток, которые могли стряхнуть на голову альбо за шиворот поток холодной воды, и от сухих веток, готовых выколоть глаз или воткнуться в бок, подныривал через низко нависающие толстые сучья, осторожно протискивался сквозь кусты по звериным тропинкам.
Огни возникли вблизи неожиданно, и Стоюта от неожиданности замер на месте, цепко разглядывая их и по-прежнему не понимая, что это за огни, и что это за люди. У костров мелькали тени, приплясывало багровыми языками пламя, вкусно тянуло ёдовом, а между запахами каши и сала навычный нос «волчьего вожака» отчётливо различал и тонкие струйки мёда и кваса.
Несколько мгновений Стоюта недвижно стоял на опушке, глядя на огни, и вдруг почувствовал чьё-то присутствие. Именно почувствовал, не увидел и не услышал, и даже не нюхом почуял. Рядом был кто-то кто-то могучий, не добрый и не злой, кто-то чужой, и тоже разглядывал эти чужие костры, краем глаза поглядывая и на него, Стоюту. Стараясь не шевелиться, парень покосился вправо-влево и (враз захолонуло сердце!) различил в сумерках в двух-трёх саженях от себя что-то громадное и корявое, недвижное, только мерцали два тусклых огонька (так светятся в сумерках гнилушки). Нет, не что-то кого-то!
Медленно, чтобы не встревожить Лесного Хозяина резким движением, Стоюта вытащил из заплечной сумы зачерствелую горбушку хлеба, вытряхнул на неё из поясной калиты остатки соли и с поклоном положил горбушку на ближнюю корягу.
Тёмно-корявая фигура не шевельнулась, только огоньки засветились как-то иначе, не так, как раньше, и Стоюта понял, что смотрит Лесной Хозяин теперь не на костры, а на него. Он вновь поклонился и, пятясь (Хозяин не зол, но и не добр, потому и поворачиваться к нему в такой близи спиной не стоит мало ль чего!), отошёл посторонь. И только потом поворотился лицом к огням.
До костров было с два перестрела, и Стоюта сторожко двинулся к ним, мягко вытянув из налучья лук. Пальцы навычно на ходу распутали тетиву, парень задержался на мгновение, чтобы придавить ногой воткнутую в землю кибить, согнул лук и набросил петлю на подзор. Подхватил лук и левой рукой потянул из тула стрелу.