3. От 50 до 75 человек становится Человеком. Ему уже бывают не страшны животные страсти (сила воли, какая-никакая, всё-таки есть), он может всецело заняться творчеством, вносить коррективы в свою работу, руководить другими людьми, быть директором, начальником, иметь учеников, последователей, давать советы, ценные указания и так далее. Но это ещё не всё. Самые сложные изменения происходят с человеком на последнем, на четвёртом этапе.
4. Там после 75 наступает нечто божественное: человек становится «Иконой, Идолом». Он уже не работает на него молятся!
Автор такой классификации исходил из того, что чувство юмора присуще человеку в равной мере на любом этапе. Но не лишено подспудного смысла.
Большая часть человечества совмещает несколько религий-поверий. Три религии в одно: ходят в одни Храмы, а дома мажут рот другим идолам, почитают амулеты в виде жаб с деньгами или домовых-невидимых, живущих за печками.
Индия с миллиардом населения, Китай со своим миллиардом, и вся Азия Юго-Восточная часто совмещают три основных религии с божествами от всех трёх: Лао Цзы, Конфуций, Будда родоначальники.
Все искали одного и давали советы как найти Шань Ин смысл жизни: «Не спеши: переходя реку ощупывай камни».
Человек с самого рождения, с момента появления гомо сапиенс, ищет ответы на вопросы: что это (?), что там внутри (?), и все знают бывает время детей почемучек почему так (?).
Интересно: получаешь ответ на один вопрос тут же выскакивают несколько других. Есть о чём подумать.
Конфуций разработал концепцию идеального человека цзюньцзы, в переводе благородный муж. Которым становятся не по причине происхождения, а путём достижения (научения) высоких нравственных качеств, таких как: гуманность, верность, искренность (честность), справедливость, почтительность. Есть такая книга «Лунь-юй» беседы и суждения.
От Лаоцзы пошло новое учение Дао, путь. И книга есть «Дао и дэ» о пути и добродетели.
Наконец, Будда. В 80-х годах нашей эры записаны «Трипитака» три корзины закона собрание буддийских текстов, созданных с 5-го по 3-й века до нашей эры. Через шесть лет странствий, принц Гаутама оказался под деревом и предался раздумьям. Впоследствии он стал Просветлённым Буддой.
Всё примерно так и сложилось.
Человек многое не изобретает вновь, но чаще всего копирует у природы. Соты идеальная поверхность
Из наблюдений.
По извилистой тропинке между заболоченной чащобы пробирался я от края до края через дальний густой лес. От края деревни, за огородами которой сразу лес начинался, до края болота, за которым было озеро лесное. Много птиц и зверей видел я в пробуждающемся лесу. Видел, как на краю болота токует глухарь, как в молодом осиннике, в розовом свете восходящего солнца пасутся лоси, а по лесному оврагу пробирается в своё логово, бежит с добычей, с птицей в зубах, лисица.
Спокойно утром в лесу. Далеко слышен каждый звук.
Вот проковылял по чащобе, тихо похрустывая сухими веточками заяц, он возвращается прятаться в валежнике с «ночного промысла» усталый (вспомним) «зайцы в полночь траву на поляне косили, и при этом напевали а нам всё равно). Много врагов у маленького зайчишки. Гонялась за ним лисица, пугал страшный филин, ловила разбойница-рысь. От всех врагов ушёл маленький зайчишка.
А вот сорвался с края тропинки, стрелой поднялся в небо над болотом длинноносый бекас-«баранчик». Будто голос молодого барашка, доносился с высоты его далёкий дребезжащий звук. «Качи-качи, качи-качи!» сидя на кочке радостно отозвался другой бекас в болоте.
Над лесным озером внезапно открывшемся среди леса, с другой стороной, темнеющей под высокими соснами, стелился легкий туман. Прохладной росой покрыта листва на деревьях и осока вдоль моего берега. Уже проснулись певчие птицы, как только исчезла заря за тучами, закрывшими восходящее солнце.
Закуковала и поперхнулась спросонья кукушка. «Ку-ку! Ку-кук-кук!» звонко раздалось её кукование.
Скоро взойдёт, обсушит росу тёплое солнышко. Туча собралась быстро уходить свет от солнца где-то вдалеке уже освещал лесные просторы. Я спустился с пригорка к берегу, к своему «бивуаку»: тут из брёвен была построена лавочка и столик, около уключин над местом костровища.
Была мне знакома пара гусей, я запомнил их по отличительным чертам окраски оперения. Первого, ещё молоденького, с прошлого года гусёнка я запомнил потому, что у него на шее было чёрное пятно как галстук бабочка, чёрная на серой, относительно-белой «рубашке» шеи. Он вырос при мне плавая с мамой-гусыней недалеко на мелководье. И осенью я видел этого гусёнка уже большим в общей стае гусей перед отлётом на юг.