Я молчу, и мне кажется, что еще один день, и передо мной откроются двери моей темницы. Я очень быстро забываю о том, что это будет лишь переводом в другую тюрьму. Возможно, в строгач.
Последняя неделя с трудом разделяется мной на отдельные эпизоды. Каждый день похож на другой. Если чтото мертво, то это не оживить искусственно. Тряси, не тряси, а керосин все равно иссякает. Если только вкрутить назад фитиль, чтобы сберечь его до лучших времен.
Я механически зачеркиваю клеточки календаря, осталась последняя встреча.
18
Привет
Привет
Сегодня последний день
Да
Мне надо уехать. Поедешь со мной?
Не знаю. А куда?
Это больше двух часов. Срочно по работе
Надо подумать
Или встретимся после, уже ночью. Решай
Я напишу
Какаято внутренняя обреченность сменяется волнением. То, что казалось банальной формальностью, обрастает важностью. Я неожиданно для себя понимаю, что хочу поехать. Что мне проще смотреть за окно машины, чем в его пустые глаза. Но одновременно с этим желанием приходит и чувство опасности.
Давно и глубоко уснувший внутренний голос кричит: «Не делай этого!». Я наливаю себе кофе, рассматриваю трещины на чашке, и будто погружаюсь в ареол тепла и спокойствия, мне становится безопасно и беспросветно скучно. Я вздрагиваю и стряхиваю с себя морок. «Замолчи!», отвечаю в глубь себя, и наблюдаю, как мои пальцы печатают: «во сколько и где встречаемся?»
Он приезжает за мной после работы. Хмурый и сосредоточенный, глубоко погруженный в себя. Бросает на меня короткий взгляд и делает жест в сторону пассажирского сидения. Очень быстро мы оказываемся за городом, я плохо ориентируюсь в окрестностях, и сейчас мне все равно, куда именно мы едем.
Ты так и будешь молчать? в его тоне много нетерпения и плохо сдерживаемого бешенства
Не знаю. У меня пока нет слов
Мы больше с тобой не увидимся. Я думаю никогда. Тебе это до лампочки?! Ты хорошо повеселилась?! Завтра закроешь эту историю, и устроишь себе новую четырехнедельную вечеринку??
Возможно, я говорю спокойным уверенным голосом, но внутри наполняюсь ужасом. Сейчас он выглядит не просто, как возмущенный человек, а как часть бушующей толпы при проигрыше любимой команды. Он выпаливает слова, будто стреляет ими в меня. Коротко и отрывисто. Скулы сживаются и его руки так сильно вцепились в руль, что костяшки пальцев успели побелеть.
Ты думаешь, такое поведение может сойти с рук?! теперь его слова сопровождаются рывками машины, его нога скачет по газу, вверхвниз. Он будто не замечает ничего вокруг, срываясь на крик.
Я не могу вымолвить не слова. Мне хочется сказать, чтобы он остановил машину. Что я хочу выйти. Но мои губы не шевелятся, мои челюсти скованы ужасом, как судоходная северная река зимним льдом. Мне кажется, я совсем не дышу. И я не сижу в машине рядом с ним, а прыгнула в люк своего внутреннего ужаса.
***
Он был достаточно нелепым юношей. Так я запомнила его в нашу первую встречу. Но уже тогда я была кокеткой. И за любые крохи внимания, совершенно неважно от кого, готова была проявлять внимание сама. Я горделиво думаю, что до меня этого не делал никто. Что девушки его игнорировали, хотя, конечно, могу ошибаться.
Он ходил в черной «аляске», самой частой куртке той зимы, черной вязаной шапке, и был весь усеян прыщами. Он был непривлекателен. И совершенно не в моем вкусе. Но чтото привлекло меня, если я так хорошо помню эту встречу. Возможно, я устала от флирта, и мне хотелось просто быть самой собой. Это было возможно лишь с теми, кто мне не нравился. С ними мне не нужно было притворяться.
Как мы стали встречаться для меня сейчас неразрешимая загадка. Он просто стал приходить ко мне, а я готова была говорить с кемугодно. Сейчас эти воспоминания угнетают и убивают меня. В попытке нравится всем я продала свою душу и обрекла себя на грандиозную боль, которая и сейчас переполняет меня.
Был сентябрь. Однажды, в конце школьной тетрадки он написал, что любит меня. Он был первый, возможно, даже единственный, кому я рассказала о попытке изнасилования. Почемуто я начала доверять ему. Похоже, я готова была доверять каждому, кто просто слушает меня. Слушать он умел. За этим я не замечала чегото другого, его собственной нужды.
Я не помню не только нашего первого поцелуя, я не помню их вовсе. Секса я тоже почти не помню, хотя его было много, лишь некоторые эпизоды.