***
Я хочу позвать его к себе, хочу сидеть с ним за своим столом, наливать ему чай и соединять нас, примерять «мы» к моей выстроенной реальности. И пусть здесь нет почти ничего моего, и пусть посуду покупать непрактично, живя на съемном жилье, и пусть наши отношения хрупки, как тонкий изысканный фарфор все это не имеет никакого значения, не обладает достаточным весом, чтобы остановить мое желание. Я покупаю чайную пару в китайском стиле. Точеные грани, множество символов. Глядя на чашку, я оказываюсь в другом мире, неизведанном мире потаенных желаний. Я ополаскиваю и тщательно протираю их, а затем ставлю на стол: пускай всегда будут под рукой.
Быстро принимаю душ, и уношусь в пламенноледяной мир наших отношений. Я готова сместить равновесие, готова сделать прыжок, который может стать полетом, а может последним, что я совершила в своей жизни.
Я понимаю, что опаздываю, но это не волнует меня, мне не хочется спешить. Я заторможена, и словно наблюдаю за собой со стороны. Что меня ждет сегодня? Каким он встретит меня? Стали ли мы ближе, или теперь между нами пропасть? Я не хочу думать об этом, но целый рой мыслей заполоняет меня, безостановочно жужжа.
Он стоит рядом с машиной, нервно оглядываясь по сторонам. Выглядит встревоженным и раздраженным. Увидев его, я замедляюсь еще сильнее, ноги отказываются сокращать дистанцию после моей твердой решимости попробовать ее уничтожить совсем. Тело не повинуется мне. Между его пальцами зажата сигарета, несколько окурков валяется рядом.
Я думал, ты уже не придешь, процеживает он сквозь зубы.
Я тоже, отвечаю я почти шепотом. Хочешь чаю? Я купила чашки. я смотрю на него пронзительным взглядом, прощая и прося прощения одновременно. Вместо ответа он берет меня за руку и притягивает к себе. Я удивлена, он дрожит всем телом, хотя на улице с трудом переносимая жара. Мы стоим так несколько минут, я становлюсь проводником между ним и раскаленным воздухом, и его дрожь стихает.
Ко мне мы едем молча, я лишь включаюсь в роли штурмана. К счастью, город опустел на лето, и пробки не заставляют нас терять время в пути. Через десять минут я вставляю ключ в замочную скважину, приоткрывая перед ним очередную дверцу на пути к себе. Он неверно считывает этот жест, его губы тянутся к моим, но колючий подбородок стряхивает с меня оцепенение.
Ванная там, показываю я.
Ты сегодня другая, медленно, почти по слогам выговаривает он, и пристально смотрит на меня. Я выдерживаю взгляд, и двигаюсь с места только когда за ним захлопывается дверь. Руки не слушаются меня. Перевожу десяток спичек прежде чем мне удается донести пламя до конфорки. Комуто может показаться сумасшествием пить горячий чай в такое пекло, но мне надоело контрастировать температурой своего тела с окружающим миром. Мне хочется нагреться, и так обеспечить наше равенство. Вода вскипает за несколько минут. Он молча садится за стол и продолжает буравить меня взглядом. Интерес, но с ноткой агрессии. Я слежу за окрашиванием воды в прозрачном чайнике, за тем, как соединяются сухие листья и горячая вода, образовывая чтото совершенно иное. То, на что они не способны по одиночке. Мне не хочется говорить пока чай заваривается. Мне кажется, я могу помешать процессу.
Но, лишь только благоухающая жидкость наполняет чашки, из меня рвется поток извергающейся лавы. Вся наша недолгая, но интенсивная история отношений, все мои впечатления, ожидания, разочарования и чувства переводятся мной в слова. Я проклинаю, благодарю, взываю, каюсь, возмущаюсь, удивляюсь, предлагаю себя и ставлю условия, вспыхиваю и тухну. Я становлюсь неожиданной даже для себя самой, мне некогда замечать его удивление. Я замолкаю также внезапно, как и начала. Чай остыл. Он говорит, что ему пора, и я замечаю, что мы задерживаемся с нашим расставанием уже на 15 минут. Он говорит, что он удивлен и ему надо подумать, надо переварить мой поток. Что провожать его не надо, что он сам закроет за собой дверь. Я уставилась в его нетронутую чашку, и мне кажется, что глянец жидкой поверхности отражает мои немигающие глаза.
13
Я оживаю минут через десять после его ухода, и начинаю истерически хохотать. Спазмы моего голоса ограняют весь наш недолгий, но интенсивный период знакомства. В моем представлении он меняет цвета: только был алым смешанным с грязносерым снегом, как смех взбалтывает контрастные оттенки в бурое месиво, а потом вытягивает из этой безликой массы чистые краски. Солнечный желтый, небесный голубой и романтический розовый. И все это на угольночерном фоне. Совершенный диссонанс, от которого не отвести глаз.