Вроде бы это
был действительно Филин, а вдруг - нет: черт их там за дверью знает, кто они такие и чего им надо?
- По какому такому делу в два часа ночи? - сблефовал Синев, потому что на самом деле ночи-то было всего лишь полпервого, недавно гимн сыграли на слова Михалкова и Регистана.
- Очень важное дело, сосед,- настаивал инженер, и Синева теперь
только одно, пожалуй, и смущало, что чего это он не пьян, если сейчас уже заполночь и он ломится в чужую дверь.
- У нас с вами, товарищ, делов нету, а которые дела есть, те мы сделаем днем, потому что вы мне бабушку разбудите,- все еще важничал Синев, хотя его тоже уже начинало разбирать любопытство, похожее на похоть. И ведь опять привирал старина - бабушку, т. е. Синева супругу, они разбудить бы никак не смогли, ее бы весь бывший синевский конвойный полк не разбудил бы. Синева на фоне Синева была грубая. Во сне, по обыкновению, храпела, как трактор, а если что не по ней, то сразу Синеву кулаком по голове, как гестаповец. А ведь когда-то была красавица она, товарищи вы дорогие мои, йех! - носила молодка оренбургский пуховый платок и белые бурки с кожаными отворотами, работала в сберкассе, но озлобилась на нее жизнь и баба на жизнь озлобилась: аборты, сексапильный татарин Замалетдинов, тоталитаризм. Так люди и превращаются в старух.
Постмодернист сказал:
- И в это чудное мгновенье,
Когда явиться будешь ты.
Я чувствую ночное жженье,
Как гений чистой красоты.
Коим, собственно, я и являюсь,
Отчего и срать с вами
на одном гектаре не собираюсь.
Как говорил Деррида:
И на хитрую гайку найдется узда.
А ему отвечал Ролан Барт:
Дискурс есть симультанный талант.
Широка страна родная, так сказать.
Дядя Федор не велел ее сужать.
Публика было возбужденно задвигалась, но поэт уже смешался с толпой. Публике, впрочем, было уже совсем не до него. Публике больше нет дела до поэтов. Публике есть дело только до дела. Дайте публике дело, и она опять перевернет мир.
- Я, товарищ Синев, можно буду с тобой разговаривать на "вы", потому что, если ты, старая падла, кому еще скажешь о моем изобретении, то длинная рука из-под земли вас выкопает и обратно закопает,- сказал Филин, поудобнее устраиваясь на колченогой кухонной табуретке и поставив перед собой на стол, крытый вытертой клеенкой, некий аппарат, обликом и размерами напоминающий нынешний принтер, системы, например, HEWLETT PACKARD, но, разумеется, того самого дизайна 60-х, когда высшим шиком было иметь холодильник "Бирюса", который, как это недавно выяснилось, для отвода американских шпионских глаз выпускал некий секретный завод в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан. "А больше-то он нынче ничего и не выпускает, кроме этих холодильников, этот наш славный, хороший секретный советский завод, некогда способный разнести по закоулочкам любой город, хошь тебе это будь Вашингтон D. C.!" - с горечью грустят по телевизору пожилые люди, когда-то имевшие отношение ко всему военному и опасному, а теперь вынуждаемые потешать такими печальными словами подлую толпу. Эх, взовьются ль соколы орлами или наоборот?
- А мне зачем твое изобретение, когда я был, есть и всегда буду коммунист? - опять же на всякий случай нелогично ляпнул Синев, но пришедший остановил его властным жестом правой ладони.
- Патронов у меня нету вас уговаривать,- шутливо, как в кино, сказал он.- Поэтому я предлагаю тебе мое изобретение купить, потому что утром я срочно уезжаю, а если вы подумаете, будто я следы заметаю, то будете вы совершенно неправые: мне действительно пора линять, но совершенно по другому случаю, а эта машина сама умеет печатать деньги.
- Какие на букву "бэ" деньги? - не выдержав, взорвался Синев.- Пшел отсюдова, пока я сам тебя не повязал без страха и упрека!
- А вот ты посмотри.