Аким.
В его взгляде читался вопрос «а как тебя зовут, дружище?», и я ответил:
Андрей.
Мой собеседник приветливо поклонился и продолжил разговор таким тоном, словно нашему знакомству было уже лет сто.
Вообще-то, сказал он тоном ценителя, мне больше нравится его Первый концерт он более страстный, я бы даже сказал, буйный, он меня заряжает на работу, однако на отдыхе мой новый знакомый снова улыбнулся и спросил: Мы же сейчас отдыхаем?
Можно и так сказать, ответил я уклончиво.
Так вот, продолжил он своё объяснение, для отдыха больше подходит светлая, мажорная музыка, поэтому я и зарядил Второй концерт.
Мы ещё поболтали немного о классике: кому какие композиторы нравятся, кто на каких концертах бывал и тому подобное, а потом из аудитории призывно зазвучали олимпийские фанфары Джона Уильямса,2 и слушатели оживлённо потянулись в зал в предвкушении новых провокаций, разрывов шаблонов, разрушений мифов и прочих фокусов «ментального очищения»
На большом обеденном перерыве мы снова оказались рядом друг с другом, вернее я сам уже подсел за стол к своему новому знакомому. Было в нём что-то притягательное, хотя красавцем его не назовёшь. Черты его лица говорили не столько о мужественности, сколько о серьёзности. Ровный овальный фас, суровый римский профиль, карие глаза из-под прямых бровей, взгляд, полный волчьего спокойствия, и только подвижные, пухлые губы намекали на некоторую сентиментальность. Сложением не Аполлон, но без возрастного животика, по всему видно, занимается спортом. И всё же, несмотря на самую обычную внешность, в его манере держаться: походка, жесты, речь угадывалась внутренняя сила и свобода. Движения его были лишены суетливости, но не казались медленными, наоборот, уверенными и точными. Походка своей пластикой напоминала кошачью и в то же время была решительной. Взгляд не столько изучал тебя, сколько призывал к общению. А ещё, сам не знаю почему, я обратил внимание на его руки. Пальцы длинные, но, отнюдь, не тонкие. Ладони не благородно-узкие, но и не «лопаты», они были жилистыми и выглядели сильными. Именно о таких руках говорят «железная хватка». Они не сцепливались и не скрещивались, демонстрируя раскрепощённость своего хозяина. Приятная манера общения так же компенсировала его некрасивость. Он не просто говорил слова выпархивали из его рта, словно птицы из гнезда. Грамотная речь, оригинальность суждений, лёгкая самоирония и тонкий юмор вот, что выделяло его как собеседника. «Он, наверное, нравится женщинам, подумал я тогда, особенно если заговорит своим бархатистым баритоном». Но самое главное, что меня привлекло в нём это умение слышать. Он не просто вежливо слушал, а вникал в то, что я говорил, он был, что называется, благодарным слушателем. Таким даром редко кто владеет по-настоящему.
Каким ветром сюда занесло? поинтересовался Аким, как только я уселся за стол напротив него. При всей ироничности вопроса его добродушная улыбка говорила: «И как мы здесь с тобой очутились, дружище?» не дожидаясь моего ответа, он вдруг предложил: Слушай, давай на «ты». Мы ведь не на официальной встрече, и нам, двум простым и умным мужикам так будет проще.
Меня подкупило его уравнивание нас двоих (уж он-то точно не выглядел простаком), и я охотно согласился:
Давай.
Так чего ради ты здесь? повторил он свой вопрос.
Да вот хочу развить в себе лидерские качества, промямлил я. Почувствовав, как загораются мои уши, я начал растирать их, чтобы скрыть конфуз. Сам не знаю, чего я тогда стушевался, ведь я считал саморазвитие полезным делом. Да и ответил я так вовсе не ради красного словца, не ради самоутверждения.
Думаешь, сможешь?
Что смогу?
Развить в себе такие качества?
Да, конечно.
Откуда такая уверенность? в его вопросе не было ни намёка на иронию, наоборот, он всем своим видом показывал свою заинтересованность. Такое неподдельное внимание подкупило меня, и я решился рассказать свою историю, историю, как я надумал делать карьеру. Я никогда никому не рассказывал об этом, Аким был первым. Потом я ещё долго удивлялся, почему вот так вот запросто выложил свои сокровенные мысли и мечты первому встречному? Лишь спустя годы, когда уже сам стал таким вот внушающим доверие «первым встречным», я понял почему. Но вернёмся к моей истории.
С самой юности у меня не было почтения к начальникам. Я их, мягко говоря, недолюбливал. За «казёнщину», за «высокомерие», за «карьерную крысиную возню» и ещё много за что. Теперь-то я знаю, что это была всего лишь предвзятость, которую я перенял от отца он постоянно критиковал своих начальников и всяких разных чинуш. Правда, отчасти он был прав. В студенческие годы я и сам столкнулся с «чинушами» в лице комсомольских, профсоюзных и прочих молодёжных вожаков. Да и в начале трудовой карьеры мне тоже не везло с руководителями. В общем, я всё больше и больше убеждался в правоте отцовских слов, и мысли о карьере вызывали у меня одну лишь брезгливость. Это подтвердили и психологические тесты, которые мне назначили, когда я пришёл на завод молодым специалистом.