Время! Вот как коротко можно сформулировать основное препятствие к тому, чтобы нам тотчас пожениться. Саня растерян, поэтому и сам мучится.
Перечисляя всё то, чтo не даст нам "успеть расправить крылья", Саня назвал "ещё одно потенциальное приятно-неприятное последствие...", имея в виду ребёнка.
По этому вопросу взгляды Солженицына неоднократно менялись. В тюрьме он жалел, что у нас нет детей. А позже был долгое время убеждён, что людям "с большими задачами" нужны не физические, нужны "духовные дети".
Тогда, в 39 году, мы сговорились на том, что поженимся через год, в конце IV курса.
Саня уже стал студентом МИФЛИ. Теперь он не имел права терять ни минуты. Даже поджидая трамвай, он вынимал из кармана и перебирал самодельные карточки, на которых с одной стороны значилось какое-нибудь историческое событие или лицо, а на другой - соответствующие им даты. Бывало, перед началом концерта или кинофильма я по тем же бесчисленным карточкам спрашивала у него, в какие годы царствовал Марк Аврелий, когда был введён эдикт Каракаллы и многое в этом роде или - латинские слова и выражения, тоже по таким же карточкам.
Если не предполагалось ни кино, ни концерта, то наши с ним свидания назначались на десять часов вечера - время закрытия читальни. Саня охотнее жертвовал сном ради возлюбленной, чем своими занятиями!..
Настала весна 40-го года. Для регистрации мы выбрали день 27 апреля. Мой будущий муж любил числа, кратные 9-ти В этот тёплый, но ветреный день, придя из ЗАГСа, Саня подарил мне свою фотографию, сделав на ней надпись: "Будешь ли ты при всех обстоятельствах любить человека, с которым однажды соединила жизнь?"
На этот вопрос, поставленный мне мужем и судьбой, я постараюсь ответить в своих записках...
Мы никому не сказали о регистрации. А через несколько дней я уехала в Москву на производственную практику.
В Москве я оказалась впервые. Там я познакомилась со своим родным дядей Валентином Константиновичем Туркиным и его первой семьей: с Вероникой - старшей и Вероникой - младшей. Жила я у Вероники Николаевны. Практику проходила в Научно-исследовательском институте красителей, который находился совсем близко от дома на Патриарших прудах, где жила моя тётя.
18 июня я помчалась встречать своего мужа. Он приезжал на летнюю сессию МИФЛИ.
В тот счастливый день мы гуляли с Саней по парку культуры и отдыха. Забрели в Нескучный сад. Тогда мы не могли подозревать, при каких иных обстоятельствах мы опять побываем здесь. Нас разделит колючая проволока и разговаривать мы будем знаками: он - сидя на подоконнике окна третьего этажа дома на Калужской заставе, где настилал паркет, я - глядя на него из того самого Нескучного сада...
В конце июля мы, по совету дяди, поселились в Тарусе, где и провели свой "медовый месяц".
Сняли отдельную хату у самого леса. Мы не столько бродили по этому лесу, сколько располагались в тени берёз, и муж читал вслух или стихи Есенина или "Войну и мир" Толстого, частенько находя сходство между двумя Наташами.
Оба читали и занимались, вместе и порознь. Муж готовил предметы уже для следующего, второго курса МИФЛИ. Я же заполняла пробелы в своём образовании.
Только из Тарусы мы написали нашим обеим мамам и друзьям, что поженились, и получили от них поздравления. От друзей - не очень искренние, по ряду причин... Как я узнала позже от Кирилла, Кока был расстроен, что я вышла замуж за Саню, хотя ни одним намёком не дал мне этого почувствовать. Ведь Саня был его другом. Кирилл был огорчён за меня: опасался, что Саня своей деспотичностью, которая уже тогда была видна его друзьям, подавит мою индивидуальность, не даст развернуться моей личности.
Жизнь доказала мне, что друзья были правы. Но чтобы признаться в этом самой себе, понадобилось долгих тридцать лет.
* * *
В Ростове нас ждал своеобразный "свадебный подар