И попасть на них было нелегко. А продукты кончались.
Хлеб мы ели так экономно, что не пропадало ничего. Высушив в мисочке набравшиеся крошки, мы потом разминали их, смешивали с сахаром, которого у нас ещё немного осталось, подливали воды - и готова была "сухарная каша". Плохо было только то, что те две ложки, которые доставались каждому, не могли насытить наши опустевшие желудки.
Однажды, когда в мисочке на солнце сушилась очередная порция хлебных крошек, к нашей группе на пристани подошёл какой-то представительный военный. Ей-богу, за всю жизнь я, вероятно, не видела у своей тёти Жени таких сияющих глаз. Это был Павел! Таин муж.
Оказалось, что воинская часть, в которой служил П. Владимиров, во время нашего отступления докатилась аж до Баку и Таю узнал... шофёр из этой части.
Радость - радостью. Но Павел оказался ещё для всех нас добрым гением. Больше мы не голодали.
На той же бакинской пристани я столкнулась как-то лицом к лицу с Милей Мазиным, однокурсником Сани. Миля, как и Саня, был ограниченно годным к военной службе. Он женился почти тогда же, когда и мы. Тоже преподавал математику в начале войны в деревне. И вот теперь он эвакуируется с женой и дочуркой, которой был всего год. Мы уехали раньше. О Миле я потом долго ничего не буду знать.
Всю нашу мучительную дорогу мне не даёт покоя мысль, где же Саня. Я пишу ему почти без надежды, что письма дойдут. Очередную весточку я послала мужу из Ташкента. Бумаги не было. Я написала её на бланке денежного телеграфного перевода:
"Дорогой мой!
Где ты?..
По всей вероятности, мы остановимся пока в Алма-Ате. Что дальше неизвестно. Живу надеждой, что ты меня разыщешь".
В ночь с 6 на 7 сентября мы приехали в Алма-Ату. Ночь провели в привокзальном садике под дождём. Днём нашли квартиру и занялись поисками работы.
Мой дневник:
19 сентября. Шла за хлебом одна и так живо нарисовала картину встречи с Саней, что всплакнула, осознав нереальность этого. Должны 23-го уехать.
Новороссийск давно сдан. Бои на окраинах Сталинграда.
21 сентября. Получила известие о том, что Саня в Костроме до 15.IX. ...Ура! Значит, ещё в безопасности! Значит, получил мои посланные "в пустоту" письма! Значит, не растерялись!.. Но 15-е уже позади. Писать-то некуда! Продолжаю кратко заносить события в дневник:
23 сентября. Уехали в Талды-Курган.
30 сентября. Почти устроилась в техникум.
2 октября. Прочла первые лекции по неорганике.
Бои в Сталинграде, Моздоке и Новороссийске.
Рискнула всё же написать Сане в Кострому. Если уехал, может, перешлют...
13 октября. Телеграмма от Сани из Костромы! Ответила телеграммой.
Вот вам и тринадцатое число! Оказывается, оно счастливое!
"Дорогой мой! - откликаюсь я.- Нужно ли описывать тебе мою радость, моё удивление, когда мама привезла из Талды-Кургана мне твою телеграмму. Это после 3,5-месячного переры-ва. Как я счастлива, что ты до сих пор в Костроме... Сейчас бегу на работу в техникум, где читаю неорганику... Ежедневно 4-6 часов, заменяю отсутствующих преподавателей... Пиши, пиши".
И муж ответил большим письмом, из которого я узнала обо всех его волнениях минувшего лета. Он писал о чёрной пустоте июля и августа, когда весь изошёл в тревоге за меня. После этого ему казалось неизмеримым счастьем моё пребывание в Казахстане - "ибо ты жива, ты осталась для меня, мне есть ради чего жить и воевать..." Муж вспоминал, что в июле были моменты, когда он считал, что ему не для чего больше жить. И он хотел тогда "бросить к чёрту учёбу и проситься на Кавказ". Утренние сводки трясли его "как электрический ток".
Саня спрашивал, сохранилась ли у меня хоть одна его карточка.