Аннушка, солнце моё, ну ты подумай! Какая собака! С собакой надо гулять, её надо кормить и что там ещё
Он недоумённо пожал плечами, потому что действительно плохо себе представлял, какой уход требуется такой собаке, как, впрочем, и любой другой.
Анна надула пухлые губки:
Ну, что здесь сложного? Кормить, гулять, подумаешь проблема. пожала она изящными плечиками.
Тут глаза её заблестели, в них мелькнула хитринка, которую Марк так любил:
И потом я уже всё придумала! она очаровательно, искоса из-под длинных ресниц взглянула на него.
У Марка заколотилось сердце.
Она заворковала:
У меня, конечно, мало времени, Анна ласково потёрлась щекой о его плечо, но ты же работаешь дома, так что не вижу никаких проблем.
То есть? любуясь ею, спросил Марк.
Он сейчас не столько воспринимал смысл того, что она говорит, сколько наслаждался звуком переливчатого, грудного голоса.
Кормить будешь ты, а гулять тоже ты.
И одарив его самой нежной, чарующей улыбкой, Анна взмолилась:
Ну, мне очень хочется!
Она живо вскочила с дивана и, отбежав на другой конец комнаты, развернулась и грациозно-ленивой походкой от бедра двинулась к Марку:
Представляешь! закатив глаза, выдохнула она. Прихожу я в театр в своей шубе, вся такая прекрасная, а со мной рядом такой пёс! Да Виноградова сдохнет от зависти! Ну, неужели я не заслужила?
Анна надула губки и, скорчив жалобную гримаску, присела перед ним на пол и снизу заглянула в глаза.
Анна, ну, это безответственно с твоей стороны!
Марк, хоть и был очарован променадом своей любимой жены, всё же пока держался за доводы рассудка.
Получилось, что ни грациозный променад, ни милая гримаска на этот раз не сработали, и Анна надулась по-настоящему.
Ты зануда! Ты ужасный зануда и совсем меня не любишь! крикнула она, вставая, и, хлопнув дверью спальни, удалилась.
Марк с улыбкой покачал головой и продолжил листать журнал, но ему уже не читалось, то и дело он прислушивался. За дверью спальни была мёртвая тишина.
Анна! не выдержав, позвал он.
Ни звука.
Он встал и, на цыпочках подкравшись к двери, приложил ухо прислушиваясь. Не услышав даже шороха, он осторожно нажал на дверную ручку и заглянул в спальню.
Анна в позе неизбывного горя лежала ничком на их огромной супружеской кровати и тихонько жалобно всхлипывала.
Марк кинулся к ней и, обняв, попытался перевернуть на спину, чтобы увидеть родное лицо. Она лениво сопротивлялась, отбиваясь от него.
Не трогай меня! Уходи!
Он понял, что она плачет и не хочет, чтобы он видел её заплаканное лицо. Его сердце сжалось от жалости и угрызений совести, ведь он так расстроил свою любимую Аннушку, такую нежную, ранимую и любимую его девочку. Марк не мог выносить её слёз.
Анечка! Ну, что ты, моя царица, как ребёнок!
Уходи! Немедленно! голос её срывался.
Марк встал и, сам чуть не плача, вышел из комнаты. Только он закрыл дверь, как послышался звук поворачиваемого ключа. Марк дёрнул ручку, но дверь в их общую спальню была заперта.
Эту ночь Марк провёл один в гостиной на красно-коричневом кожаном диване. Спать он не мог и всю ночь прислушивался к звукам из спальни. В мыслях он представлял себе самые страшные картины и к утру был готов на всё, только бы она простила его, только бы увидеть снова её лучистую улыбку.
Утром, когда Анна вышла из спальни, весь её облик говорил, что она тоже провела бессонную, полную страданий и слёз ночь.
Марк, только увидев её, вскочил со своего одинокого ложа и попытался было заглянуть в опущенные долу глаза страдалицы. Но Анна, не поднимая скорбной головы, прошествовала мимо него в ванную.
Анна! Марк кинулся вслед за ней, но упёрся в закрытую дверь.
Полчаса он метался около двери, с нетерпением ожидая её появления. Когда она, наконец, вышла, Марк, не дав ей уйти, схватил жену в объятья и, целуя её в лоб, глаза, шею, страстно зашептал:
Милая моя девочка! Прости! Прости! Хочешь собаку будет тебе собака! Только не плачь! Я не могу видеть слёзы в твоих глазах!
Анна, которая была готова вначале вырваться и убежать, услышав его слова, обмякла и, внутренне ликуя от своей победы, молча, слушала его.
Когда же он немного отстранил её от себя, чтобы заглянуть в глаза, то увидел в них вымоленное им прощение и вне себя от счастья, снова прижал к себе свою царицу.