Ух-ты, падла! Ну, я тебя сейчас сделаю! Серый, дай-ка спички! выбросив пустой коробок, обиженный отпором, пьяный злобно бормотал себе что-то под нос.
Ты чего делать-то собрался, пахан. Ты что сдурел? Оставь ты пса в покое, что он тебе сделал? раздался глухой голос.
Уйди, я его сейчас выкурю, падлу!
Да, что ты завёлся, пусть сидит. Пойдём лучше, ещё пузырь возьмём.
Наблюдая из-под лестницы за происходящим и пытаясь улучить момент, чтобы выскочить, Свиреп увидел две пары ног, которые начали топтаться друг против друга. Обладатель одних из них явно пытался что-то отнять у другого, но это, вероятно, было непросто.
Да пошёл ты! толчок, и один, полетел в сторону, отброшенным мощным ударом.
В ту же минуту шаркнула спичка и ночь стала днём. Сделав из палки и облитой водкой тряпки большой факел и довольно ухмыляясь, борец с бродячими собаками, даже не заглянув под лестницу, пихнул под неё пылающий комок.
Нестерпимая боль лизнула огненным языком испуганного Свирепа и затмила собой весь мир.
На тебе получи! брызгая слюной и задыхаясь от злобной радости, человек всё мазал и мазал визжащую собаку огненной кистью.
Ты, что сдурел? А ну, прекрати!
Некоторые участники увеселения вмиг протрезвели и, понимая мерзость происходящего, пытались остановить обезумевшего товарища. Но он с силой, присущей только сумасшедшим и пьяным, отпихивал всех, кто приближался к нему, и снова делал свои выпады.
Свиреп, не в силах терпеть больше эту муку, визжащим, огненным клубком вылетел из своего убежища и, не видя ничего перед собой, налетел на чьи-то ноги. Ничего не соображая от мучительной боли, испытывая только одно желание скрыться с этого места, Свиреп осатанело вцепился зубами в возникшее перед ним препятствие.
А-а-а! Гад, он меня укусил!
Но Свиреп, вырвавшись, наконец, из злополучного круга, был уже далеко. Отбежав от компании на безопасное расстояние, Свиреп, повинуясь инстинкту, упал на землю и, катаясь по траве, сбил с себя пламя.
Мучительная боль не отступала, но инстинкт гнал вперёд, и Свиреп, не обращая внимания на свою безжалостную спутницу, уходил всё дальше от этого страшного места.
Когда он пришёл в себя и остановился, ночь уже прощалась с городом, брезжил рассвет. Оглядевшись, Свиреп обнаружил, что он в своём бегстве давно уже пересёк городскую черту. Бескрайние, пустынные поля открылись его затуманенному болью взору. Рухнув в первую же попавшуюся канаву и забившись под куст, Свиреп затих.
Его тело, покрытое многочисленными ожогами, стало для него источником нестерпимой муки на многие дни. К счастью, густая псовина частично спасла его кожу и ожоги, хотя их было и много, всё же не смогли лишить его жизни.
Он выжил. Медленно день за днём, кожа его рубцевалась образуя безобразные шрамы. Шатаясь на слабых ногах, худой, со следами страшных ожогов на теле, с обгоревшими клочками кое-где оставшейся псовины, он был жив и по мере своих сил, повинуясь зову города, вернулся на его улицы.
Прошло три месяца, осень отгорела багрянцем и незаметно подкралась зима. Холодный ветер, слякоть, ледяной дождь, вот что теперь сопровождало Свирепа в его одиноких скитаниях. Всё сложнее становилось найти тёплое, сухое место для отдыха, от промозглой сырости болели кости и суставы отказывались служить, отзываясь жестокой болью на каждое движение.
Труднее стало и прокормиться. Прохожие теперь брезгливо шарахались от него, боясь подцепить какую-нибудь заразу, столь страшен был вид его покрытого шрамами тела.
Спасаясь от непогоды, опасливо обходя его стороной, они, зябко поёживаясь, спешили в свои тёплые, уютные дома. Всё чаще и чаще Свиреп вспоминал родной дом, который он так безоговорочно покинул.
И всё чаще воспоминание о Смутьяне тревожило его душу и вот в один холодный и пасмурный день он повернул домой. Как-то вдруг, неожиданно, в одну минуту, он ощутил непереносимую тоску по родным стенам, по теплу и добротной пище, по тем, кто любил его когда-то.
Забыв про ломящую боль в суставах, почти бегом, он направился в сторону дома. Прошлые неприятности как-то забылись, ему уже не казался его дом проклятым местом. Там было тепло, сытно и, главное, там был Смутьян.
К Ольге, которая превратила его жизнь в кошмар, он теперь относился иначе, чем раньше. Любовь к ней почти ушла из его сердца. С присутствием Милки он уже давно смирился, а о щенках он старался не думать. Домой, скорей домой! Вот единственное, что занимало его сейчас.