Никак, пожал я плечами. Прямо вот вижу этот листочек с написанными телефонами, только цифры совсем исчезли из головы.
А тот телефон, по которому звонили сюда, помните?
Вы, наверное, не поверите, но и его я тоже забыл, мне стало нехорошо. Правда.
А вспомнить сможете? Ну, по порядку, вспоминайте
Я вошел в дом
Что вы увидели в доме, когда вошли?
Яблоки
А животных? Котов, например?
Котов я не видел.
Почему?
Они не едят яблок. Ведь, правда? Ведь не едят?
Ладно, ладно, не волнуйтесь, примирительно сказал он и протянул пачку «Кемела».
Я закурил. Он пододвинул ко мне пепельницу, спрятал «Кемел» в ящик стола и сказал:
Сделаем так. Вы сейчас пойдете, погуляете, пообедаете, а часика в четыре встретимся на бульваре у памятника адмиралу Макарову.
Я понял, что он проверяет меня, и заметил:
На Чистопрудном бульваре стоит памятник Грибоедову, на Сретенке Крупской, на Гоголевском Гоголю, а памятника Макарову в Москве нет.
Не волнуйтесь, не волнуйтесь, в Москве пока еще много чего нет.
Я вышел на улицу и оказался напротив Большого театра. Невероятно, подумал я. Вместо зданий на Охотном ряду был ухоженный бульвар, где через каждые пять метров стояли памятники. Я узнал среди них Муция Сцеволу с перевязанной рукой, Карла Великого с соратниками, Робинзона Крузо с козами, Чарльза Дарвина, играющего в пристенок с мальчиками из пещеры Тешик-Таш, Ивана Сусанина, покупающего у китайца компас на Макарьевской ярмарке, Радищева, постамент которого был украшен надписью: «Обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй», Джакомо Казанову с песочными часами в одной руке и кастрюлькой, где варились яйца «в мешочек», в другой, Сперанского в окружении мясистых реформ и тот палец императора Николая Павловича, который вылез за край линейки при проектировании одноименной железной дороги.
Я стал отыскивать среди остальных адмирала Макарова и нашел. Он стоял на берегу моря.
Дабы убедиться, что это именно наш знаменитый флотоводец, я начал читать надпись на памятнике. Из-за него вышел мой полнолицый и спросил:
Ну, что, вспомнили?
Нет, вынужден был признаться я.
Тогда вся надежда на доктора. Пойдемте.
Мы вернулись в здание на Лубянке, опять прошли по коридору, но на этот раз оказались в длинном и узком зубоврачебном кабинете. Мой спутник запер дверь.
Садитесь в кресло, вздохнул он.
Зачем?
Придется вас пытать.
Но я вспомню, обязательно вспомню!
Тут в дверь кто-то поскребся, и я услышал, как она открывается
Глава 2
От ужаса я закрыл глаза, а когда открыл, то увидел гостиничный номер. Через распахнутую балконную дверь луна светила мне прямо в лицо. Я сидел в кресле перед столом с пустыми бутылками и открытыми банками кошачьих консервов. А на кровати храпел какой-то дядька.
Со стола раздался звонкий хруст. У банки с самым дорогим продуктом сидела неизвестно откуда взявшаяся кошка и, зажмурив глаза, наслаждалась ее содержимым.
Дядька на кровати заворочался, храпнул сильнее прежнего, проснулся и уставился на меня, сверкая ослепительными белками на совершенно черном лице. Он был негром.
Ну, че, Котофеич? Еще по граммульке, и я пойду, понял?
Негр спустил с кровати ноги и попытался что-нибудь налить в пластиковый стакан из уже пустой бутылки, не так давно хранившей в себе, судя по этикетке, один литр спирта «Рояль».
Кошка сказала «ррр», потом «шшш», обвела нас горящими глазами, красиво перелетела со стола прямо на перила балкона, а потом скрылась в темноте.
Видал, Котофеич? То-то, зараза, чужих боится, а пожрать пришла.
Негр с учительским видом поднял вверх указательный палец.
Вообще-то, меня зовут Константин Тимофеевич. Так случилось, что я торгую всякими кошачьими радостями и поэтому на такое прозвище, само собой возникающее в ходе моих занятий, мне не стоит обижаться.
Ладно, сказал я негру. Ты, давай, слезай с моей кровати, я спать до смерти хочу.
Выпроводив его за дверь, я стряхнул с покрывала мусор от его ботинок, погасил свет, разделся и рухнул в постель.
Глава 3
Утром я проснулся оттого, что кто-то чем-то острым цеплялся за мои ноги. Сначала я подумал, что меня все-таки стали пытать, но, выругав себя за такую дурь, открыл глаза и увидел у моей кровати ту самую кошку.