Короче, мы вертанулись по городу пару раз, а потом как-то сразу оказались в моей квартире, я написал записку Глашке, которая должна была назавтра к вечеру приехать с юга... Да, еще взял две банки фасоли и две лапши, понимая, что мы приедем в дом, где, может быть, шаром покати или все разорено горем.
Лизка спросила про какие-то книжки, разглядывая книжные полки. И мы все время о чем-то забавно болтали, отгоняя от себя надвигающуюся смерть, пока не выехали из Москвы и над дорогой не сошелся мрак, в котором только краснели задние габариты идущих впереди автомобилей и изредка, как кометы, проносились слепящие фары встречных. Миша вел с удивительным глубоким спокойствием.
- Он такой спокойный, что даже бесит меня иногда, - сказала Лизка.
- Ну ты даешь, - сказал я. - А ты бы хотела, чтоб он был такой же, как ты? Кто будет гасить твою неврастению и стабилизировать твой адреналин? У тебя его больше чем достаточно. Тебе просто повезло, я считаю.
После кольцевой я открыл пиво и отхлебнул из бутылки. Лизка достала водку из бардачка и тоже отпила глоток.
- Врача я тебе найду, - сказал я. - Алкоголизм не надо отпускать слишком далеко. Это должен быть прирученный зверь, хотя, по-настоящему, он никогда не приручается.
- Я думаю, до алкоголизма мне далеко, - сказала Лизка.
- Нужно только время, поверь мне. Только время.
- Я надеюсь, что спустя некоторое время у меня будет столько забот, что мне будет не до алкоголизма, - сказала Лизка.
Она мне нравилась беспощадностью и зрелостью своих суждений. Вот уж не ожидал, что у меня вырастет такая крутая сестренка. И вообще мне нравилось с ребятами. Мы отлично проводили время в дороге, рассказывая друг другу разные истории, и вообще это была бы замечательная ночь, если бы нам не надо было добраться до конца.
- Сколько вам лет, ребята? - спросил я.
- Мне двадцать пять, - отозвалась Лизка.
- А мне тридцать, - сказал Миша.
Отличный возраст. Потому что до тридцати я, считай, вообще не жил.
- И у меня что-то вроде этого получается, - сказал Миша.
Я не думал, что мне придется когда-нибудь так откровенно общаться со своей младшей сестрой. Я взял ее руку в свою, погладил, вложил ее пальцы между своими и нежно сжал ей ладонь. Она ответила с готовностью на удивление ласковым рукопожатием.
Что мы в действительности знали друг о друге? Почему прожили, почти не общаясь, эти двадцать лет? На что же мы тратили себя, если не знали друг друга?
- Послушай, - сказал я. - А ты помнишь, как мы гуляли с тобой в Глебовском парке, когда ты маленькая была? Года четыре...
Мне тогда было девятнадцать лет, и мы пошли гулять вдвоем. Все думали, что это такой молодой папа ходит с дочерью, и я тогда впервые в жизни поймал кайф от ребенка вообще - и это был единственный за всю нашу жизнь момент общей радости, момент глубокого общения. Я помню, мы еще в прятки играли...
- Это ранней осенью или весной было... - сказала Лизка.
Я понял, что это она действительно помнит и, следовательно, тот день был прожит не зря. Именно тот день. А все остальное, в общем, было необязательно. Хотя иногда и не плохо. Но вот тот день - он на всю жизнь, как и эта ночь. Если бы у дороги не было конца...
В Рязани мы остановились, взяли еще пива и сигарет и рассмотрели карту.
Мы знали, что нам нужно в Рязань, а дальше куда - не знали. Куда-то на Кораблино. Значит, трасса на Мичуринск. Кораблинский район, деревня Рог. Как ее найдешь? Еще один ориентир - речка Проня, где все это и произошло...
Темная трасса, какие-то суженные, на ремонте стоящие мосты. Рассвет забрезжил, залетающий в машину ветер становился все холоднее. За рекой не было ни села, ни поворота.