«Децентрализация» и «криптоэкономика» вот примеры слов, чей семантический функционал на поверку оказывается абсолютно неутилитарным. В большинстве контекстов это просто слова-паразиты. Они не несут никакого смысла, но звучат красиво. Можно ради развлечения швыряться ими налево и направо, например, в Фейсбуке, не забывая при этом, что они носители «ничто». Массовый «фейсбукер» подвоха, скорее всего, не заметит. В его сознании модерн оставил глубокий оттиск причинно-следственных связей: уж если кто-то сказал «децентрализация», значит это не просто так. В бессмысленном дискурсе явно ощущается запах постмодерна, а последний не для масс.
Лишь некоторые выдающиеся деятели постмодернизма способны оперировать бессмысленным дискурсом в органичной и элегантной манере. Дэвид Линч, например, создает фильмы, осмысленный разбор которых попросту невозможен. Любая интерпретация их сюжетов все равно не выйдет за пределы картинки на экране. Какие-либо подтексты, аллюзии или скрытые месседжи там отсутствуют. Это чистая постмодернистская эстетика. Ни сам Линч, ни кто-либо другой не смогли бы «расшифровать» существующий видеоряд. И не потому, что с экрана льется чистая и цельная правда, а потому, что дискурс постмодерна не детерминирован причинно-следственными связями.
Но никому не запрещается искать в таких произведениях собственный смысл. Почему бы и нет? Поскольку истина в последней инстанции не принадлежит сегодня никому, какая угодно интерпретация имеет право на существование. В свободе от традиционных больших нарративов с их «железобетонной» моралью и заключается главный вызов постмодерна.
Иногда и в эпоху «устойчивого» модерна создавался литературный контент вполне постмодернистского толка. В отличие от фильмов Линча подобные тексты имели несколько скрытых смысловых слоев, накладывающихся один на другой при помощи многочисленных аллюзий и цитат. Последние часто не имели четкой привязки к главному сюжету книги. В иных случаях текст получался осмысленным только благодаря им. Ценность таких постмодернистских произведений всегда заключалась в индивидуальном прочтении, которое либо наделяло их неким персональным значением, либо приносило сугубо эстетическое удовольствие читателю.
Несколько особняком стоит известный роман Джеймса Джойса «Улисс». Написан он был задолго до появления постмодернистского дискурса в широком обиходе. Если читать «Улисс» без сверки со всеми сносками, цитатами и примечаниями, составляющими по объему две трети книги, то могут возникнуть сомнения в ценности произведения как такового: о чем, бишь, это? Тривиальное массовое сознание не улавливает ценности произведения Джойса, поскольку та скрыта между строк и в примечаниях. А для восприятия столь сложного контента нужна особая интеллектуальная чувствительность.
Эстетствующие же интеллектуалы от «Улисса» просто в восторге. Джойс мастерски соединил два в одном: многослойный пласт аллюзий, заставляющих любопытный ум заблудиться в хитросплетении отсылок к мировой литературе, и эстетическое удовольствие от чтения почти банальной, но художественно изложенной истории. Даже если две трети текста Джойса остается за пределами понимания, читатель, не лишенный вкуса к постмодерну, все равно может распознать в дискурсе «Улисса» значительный литературный капитал. Эта книга пример того, как контент обретает ценность, без соответствия стандартам связности классических нарративов.
Характерной чертой того, как дискурс становится капиталом в логике постмодерна, является сама возможность слов, получивших независимость от конкретного смысла, быть оплаченными. Не идет ли здесь речь о контроле? Мишель Фуко говорил, что тот, кто контролирует дискурс, контролирует все. Способен ли кто-то контролировать нынешний глобальный дискурс с помощью денег?
Подобные подозрения нередки, но они, опять-таки, отражают логику модерна. Миллионы разрозненных кусков контента, постоянно всплывающих в сетевом пространстве, движутся параллельно. Они не могут и не составляют какой бы то ни было общий дискурс время больших нарративов прошло. Чтобы адекватно соответствовать веяниям времени, даже свой личный дискурс контролировать становится все труднее. К тому же не следует забывать об актуальном взаимодействии слов и финансов: дискурс создает ценность, а не наоборот.