Поэтому нынешняя повестка Роялов парадоксальным образом совпадает с многими программными аспектами постмодерна. Роялы органически не переваривают либералов, и пусть их совместное участие в таких проектах, как Евросоюз, никого не вводит в заблуждение. В то же самое время традиционалисты ясно отдают себе отчет в том, что ни архаическое общество, ни парадигма премодерна не могут быть реанимированы в кондовых исторических форматах.
Большинство традиционалистов принадлежит мировой элите, организованной в закрытые ордена (масоны, Опус Деи, Мальтийский орден и т.п.), которые накопили внушительный корпус знаний о всех возможных технологиях смены власти. Революции нового времени оставили глубокий шрам в сознании любого представителя наследственной аристократии. Травматический опыт потери власти заставляет Роялов принимать грядущий реванш над либералами весьма близко к сердцу. Они точно знают, чего хотят. Однако только время покажет, знают ли они так же точно, каким образом добиться того, чего они хотят.
Удерживая в поле зрения данную характеристику традиционалистов, можно попробовать ответить на вопрос, что конкретно в докладе Римского Клуба свидетельствует о вовлеченности именно Роялов в конструирование нового, постлиберального порядка.
Прежде всего авторы доклада обрушивают шторм критики на либеральную модель экономики с ее гипертрофированным третичным сектором (услуги и финансовые спекуляции). Здесь следует напомнить, что буржуазия старой закалки (промышленная буржуазия) к третичному сектору не относится и не разделяет текущие либеральные тренды дематериализации бизнеса. Можно смело предположить, что старая индустриальная буржуазия «переобулась» примерно ко второй половине XX века и играет теперь вместе с Роялами против спекулятивного олигархата либералов.
Изобретать колесо в плане актуальности подобной критики нет необходимости: эта позиция сильна, ибо все и так очевидно. Только кретины и популисты могут отрицать дутость современной экономики. Нынешняя финансовая система выезжает в основном на деривативах. Даже если не разбираться в том, как именно работает «баблономика», где-то в подсознании присутствует чувство, что такие традиционалистские экономические константы, как золото и земля, апеллируют к ценностным императивам простых людей в гораздо большей степени, нежели любая из «ценных бумаг».
При этом, однако, не стоит идеализировать традиционалистскую элиту, которая, так же как и либеральная, чихать хотела и на 800 миллионов голодающих, и на 2 миллиарда страдающих от ожирения. Роялы, скорее всего, видят, что данный критический дискурс является непобиваемым козырем грех не воспользоваться.
В подобном критицизме присутствует и серьезный недостаток: никакой целостной контрлиберальной модели не предлагается. В отчете приводится несколько показательных кейсов возможного альтернативного подхода к производству и потреблению. Однако все они не дотягивают до желаемого глобального масштаба, будучи примерами слишком уж местечкового пошиба. При этом имеются и чистой воды симулякры, рассчитанные на некритичное массовое сознание.
Например, проекты по рециклированию отходов, за которые так ратует Клуб, курируются на самом деле международной оргпреступностью, которая, в свою очередь, управляется Роялами через каналы транснациональных корпораций и всяческих международных фондов. Попробуйте вот так, навскидку построить где-нибудь заводик по переработке бытовых отходов (дело-то прибыльное!), и мафия вам тут же объяснит, что бизнес на экологии не вашего холопского ума дело.
Еще раз отступим в сторону, чтобы пояснить, почему мы считаем организованную преступность вотчиной Роялов, а не либералов.
Во-первых, тот особый тип людей, которые идут в криминал, соответствует воинам с кастовой точки зрения. Низовые пассионарии тела, готовые рискнуть здоровьем и жизнью ради пусть и приземленных сомнительных ценностей, явно не соответствуют по духу победившему в либерализме третьему сословию. Они скорее похожи на сброшенное вниз дворянство меча, бродячих наемников, чей врожденный нонконформизм не позволяет им покорно трудится в стаде. Это те, кто готов причинять боль и терпеть боль, а боль, как мы знаем, антитеза комфорту, который является печатью и высшей ценностью либерализма. Найти взаимопонимание с этим типом людей могут только реальные представители воинской касты наследственные аристократы.