Я сгораю от любви, глядя ей в глаза, проговорил Михаил. Погасите мой огонь поцелуем. Умоляю вас!
Вы меня толкаете на преступление, несколько игриво проговорила она. Я замужем. Вы меня компрометируете, голос ее зазвучал слабым шепотом. Но не могу устоять перед вашими мольбами, она закрыла глаза, давая понять, что готова ко всему.
Михаил тут же этим воспользовался и страстно прильнул к ее губам.
В этот самый момент на лестнице появился муж Анны полковой адъютант Гуревич. Зная наклонности своей супруги принимать попытки ухаживания местных молодых людей, он старался вовремя это пресекать. Но в этот раз он заигрался с офицерами в вист и проворонил исчезновение своей второй половины. Надеясь все же, что слухи об ее адюльтере неправда, он бросился ее искать. И честно признаться, был на взводе от такого поведения взяла и просто исчезла. Обойдя зал, он вышел в парк. Услышав какие-то голоса внизу, Гуревич тихо подошел к лестнице и остановился на верхней ступеньке. Внизу увидел целующуюся парочку и хотел уже уйти, как в женщине узнал свою супругу. Вне себя от ярости он кинулся вниз, крича на ходу:
Что здесь происходит, сударыня?
Анна вскрикнула.
Подскочивший к ним Гуревич попытался схватить Михаила, но ухватился только за перчатку, которую тот держал.
Испуганный Михаил бросился бежать и скрылся в кустах.
Гуревич посмотрел на перчатку юноши, потом на свою жену и, схватив ее за руку, молча потащил вверх по лестнице.
В бальном зале веселье продолжалось играла музыка и танцевали пары.
Сергей с Михаилом стояли в стороне от всех присутствующих и тихо разговаривали.
Сережа, он убьет меня, нервно говорил Михаил озираясь. Его губы дрожали. В глазах был страх.
Сергей, так же осматривая зал, пытался успокоить кузена:
С чего ты взял?
С того, что я в дерево с двух метров попасть не могу. А у адъютанта уже несколько поединков на счету. Из которых он вышел победителем. Так говорят! А ситуация явно тянет на дуэль.
Говорят Он видел твое лицо?
У него моя перчатка, Михаил показал единственную оставшуюся. Что делать? казалось, он сейчас расплачется. Что делать?
Сергей увидел входящего в зал Гуревича с супругой.
Возьми мои перчатки, а мне давай свою, быстро проговорил он. Они обменялись.
Гуревич, увидев братьев, направился к ним. Он буквально тащил за руку супругу. По лицу было понятно, что ей больно и неприятно. Она говорила негромко, но зло, как бы шипя:
Оставь меня! Позоришь нас обоих. Отпусти, мне больно!
Гуревич шел, не обращая внимания на ее просьбы.
Подойдя к братьям, адъютант обратился к Михаилу:
Мерзавец! одновременно он бросил в Михаила отобранную у него ранее перчатку.
Перчатку поймал Сергей.
О! Адъютант, спасибо! А я-то думаю, где я ее обронил? издевательски заговорил он. Отчего ж вы себя мерзавцем-то называете? Вы герой! Я ж без перчатки, как без руки.
Гуревич на секунду от такой наглости оцепенел и стоял с открытым ртом. Краем глаза он заметил, что окружающие свидетели этой сцены притихли и ждали развязки. Оркестр играл какой-то веселый танец. Из-за этого вся ситуация приобретала курьезно-издевательский оттенок. Гуревич был готов броситься душить этого шута и его братца, из-за которых он оказался в такой неприличной ситуации. Однако же сдержался. Он злобно впился глазами в Сергея. Но окончательно потерять лицо было недопустимо. Он твердо произнес:
Не фиглярствуйте, корнет! Это не вам предназначалось, а вот тому мерзавцу, который прячется за вашей спиной.
Сергей сделал театрально удивленное лицо и потребовал:
Объяснитесь, Гуревич!
Адъютант наконец отпустил руку своей жены. И та сразу скрылась, проскользнув среди обступивших их любопытных и жадных до скандалов и сплетен людей.
Прекратите! рявкнул Гуревич. Потом подошел почти вплотную к Сергею и проговорил несколько неуверенно, стыдясь и надеясь, что окружающие его не услышат: Будто вы не знаете. Он вздумал волочиться за моей женой.
Сергей, явно провоцируя адъютанта, продолжал говорить развязным, насмешливым тоном:
Благочестивее и благороднее моего кузена я еще не встречал человека. Вы лжете. Да и перчатка моя. А ваша супруга не вызывает у меня особых симпатий. Простите за прямоту.
Это было уже чересчур. Гуревич с ненавистью проговорил: