Отстраненность называя свободой,
Он отпускает любую значимость, опасаясь своей зависимости и моей несвободы,
А откуда свобода в опасении?
Неоткуда ей там взяться.
Погруженного в отстраненность
Хочется выудить собой,
Сделав шаг назад.
Встать перед ним, сесть напротив.
Смотреть прямо.
Дождаться.
Домагнитить.
Довлечь.
Выдюжив титанически, взять плотно в окружение
Душевной такой связи,
Любовной такой
Пленить бессовестно
И до дома держать в луче своем,
До дома, до рассвета, до разрешения
Схватить, прихватить,
Ухватить и покусывать
(Мне, мира проявлению, такое позволено),
Лечебно подтравливая
(В пространство уводя разнотравия)
И нежно обволакивая
Покровами теплыми
(Успеет на свободе намерзнуться!)
А ведь зараза эта отстраненность и в меня проникла,
Иначе с чего бы мне говорить о тебе
В третьем лице
И стесняться назвать?..
Я устраивала ему почти молчаливые косвенные, намекательные, насупленные истерики про то, что он меня не хочет видеть, ушел в свои расчеты, формулы, разработки и тому подобное. Я ревниво относилась не только к его женщинам, но и к этим его увлечениям. И к его отдыху. И к его жизни вне меня. Понятно, что «мы так не договаривались»: таких синкретических типов, как протогонный космогонический Эрос, «разделить» на отношения не представляется возможным. Его совино-свинцовые стрелы равнодушия наряду с золотыми любовными мелькают вокруг и попадают как в вас, так и в него самого Завел как-то раз свою песню о том, что ведьма, видите ли, «сбывает» мир, а волшебница позволяет ему сбываться Грош цена этому волшебничанию в конце концов вспылила я, если оно ни на что не влияет! Твой волшебник полный ноль!
Я иногда скучаю по нашему соединению. По встрече.
Скучаю по Встрече.
Хочу заслушать. Засмотреть. Впитать искристое, живое, явленное и ясное
Чистоганом!
Из «ты есть, я хочу что-то вместе с тобой, чтобы мы что-нибудь вместе».
Потом тоска присоединяется, «помогает» с проекциями.
«Андрей-ты-меня-бросил»*.
«Ах-Ольга-ты-меня-не-любишь»**.
«Ты-меня-больше-не-любишь-оно-меня-больше-не-греет»***.
И тогда грустно.
А когда грустно проявляюсь криво, публично, иногда вообще лобовой атакой.
Получаю смертельный игнор.
Тошнотворный.
Ибо не фиг мне такой быть!
И это еще тошнотворнее.
Ибо не фиг лечить меня!..
И тогда наступает злость. На ней эмоциональная цепочка замыкается. Злость сублимируется: «удалю-гадостный-фейсбук», к примеру. Затем наступает пауза точнее, всасывание в жизненный поток, отсрочка перед новым витком. А потом что-то что угодно: внезапный весенний воздух в середине зимы, фото, упоминание открывает потайной сосудик с соскученностью. Сосудик тяги.
И цикл начинается снова. Тихая радость, наполненность образом, «Mемори» из «The cats», а чуть тронуть а не трогать вовсе пока не получается! осадок взбаламучивается, затемняет дурацким «наигрался», «разочаровался», «я не нужна» Там обидно и немного страшно. И я вновь совершаю попытки проявиться косвенно или как-то хитренько. Страх отсутствия реакции, внутри этого отсутствия приговор какой-то, а ну и угроза предполагаемой внутренней досады и неприязни: «вот приебалась, сцука, давно пора понять дуре, что ее не надо, перебор!» и осаживаюсь: неужели я так о себе могу?! Это же я о себе?! Как будто знаю, как будто проницательная Связано это с молчанием и не-движением мне навстречу или, напротив, молчанием глазируются, блокируются эти мои домыслы? Как мне понять, не проверив?
А как проверить? Обратиться?
Я боюсь.
Я маленькая и бедненькая.
Очень счастливая и очень уязвимая.
Хрупкое счастье. Хрустальное. Звонкое.
Мне грустно. Меня как будто боятся, это страшно.
Опять осаживаю себя: позвольте, я сама так решила? Ну, что меня бояться? Такая я страшная даже когда ведьмочка! для Vlad-Blood, чудовищной вампирической княжеской лапочки? Вот оно: оценка по себе, из своего сценария, стереотипа, суеверия. Разница между верой и суеверием в том, что второе наносное, непрожитое, кольчуга, в мирное время ставшая клеткой. Защищало теперь ограничивает.