(Уверения в «серости» сопровождают «простыни» подборок пронзительных, точных и гениальных по простоте стихов Заходера, Рязанова).
«Я так тебе рад. И как же я люблю, как ты пишешь! Знаешь, бежит строчка, иногда прерываясь не пробелы, а взгляд бежит за ней, так же, как бежит сосудик под кожей, и нежно пальцем ведешь по нему Ты видела когда-нибудь пластину с текстом? Зеркальным, по которому печатают, например, глубокой печатью? На нее наносят краску, а потом оно пропечатывается. А до этого текст набирают, буковка к буковке. Так было когда-то давно. Была профессия наборщик. Специальные пружинки внутри, которые делали выключку, отступы, большие и маленькие, шпации всякие Вспомнилось, потому что твой текст для меня вот такая пластина. Достается настроение откуда-то. Может, из прошлого И эта пластина сама по себе очень красивая. Очень! И касаться каждой буковки, чувствовать ее изгибы, прохладу и одновременно теплоту Чувствовать, что внутри бьется жизнь»
«Текст особая материя. А твой текст это многослойная материя. Твои тексты хочется взять за руки. Иногда они бегут вперед, несутся, порой суетятся, летят, и хочется дать им нежности и поддержки, уверенности какой-то внутренней. Чтобы они остановились и заструились так, как им свойственно, не торопясь, но достигая всего точно вовремя и в нужное место. Твой текст еще напоминает скульптуру. Только не вырубленную, а проведенную руками. Когда долго водишь ладонями, сначала материал полируется, а потом появляется форма. Изгибы, гладкие и не очень, бархатистые наощупь и совсем незаметные, по которым скользишь и вдруг тебя ошарашивает неожиданным поворотом, в который даже можешь не вписаться. А когда выпадаешь прикасаешься опять, и ощущение уже другое. И там, где уже были ладони тоже. И все это еще и теплое, и дышит».
«Такое странное ощущение Когда читаешь тебя как будто кисточкой по очень старому рельефу, как в раскопках, пыль везде, и от кисточки она уходит, и рождаются грани тут и там. Иногда сверкнет что-то и снова погаснет, а иногда станет четким и вдруг исчезнет. Ты сложная. Ты меняешь свой рисунок. И вместе с тем очень интересная, только не просто. Там за смыслом есть форма, а за ней еще смысл я про него. Не «откуда ты знаешь», а «почему смысл так совпал с тем, что я чувствую».
«Тебя читать очень хочется. Взгляд скользит и возвращается, чтобы скользить опять. Удивительно. Как будто, знаешь вот бывает текст, который прочел и он осыпался и исчез, остались несколько острых углов и все. А твой текст от повторений проступает. Как ты пишешь, «вести по нему и вести не наводишься».
«Представляешь, если сейчас этот поток идет потом он будет в десять раз плотнее? И картинки будут совершенно неприлично накладываться и вспыхивать друг об друга? Тогда любой наблюдатель сочтет, что это уже не сумасшедшинка, а полноценный сдвиг по фазе и амплитуде заодно».
«Пусть веки закроются наконец, а сны будут светлыми, пушистыми и легкими. Желтые одуванчики, ветер, шелестит трава, бездонное небо над головой, твои глаза распахиваются в это небо, и ты сливаешься с ним. Радости тебе! Радость всегда рядом. Чуточку на сердце. Капелька на носу. Щепотка в волосах. Луч в глазах. Оборачиваешься и она уже внутри, закружилась и закружила тебя».
Можно ли объективно оценить длительность, продолжительность нашей связи? Можно ли назвать наши отношения «бурным романом»? В какой-то бытовой плоскости да. Соседке за бутылочкой именно так и преподнесла бы плоско, привычно: мол, интересный и неожиданно стремительный адюльтер у меня случился, это было чудесно, и сейчас мы, что называется, «остались друзьями».
Хорошо, что я не пью с соседками. Ибо для меня связь измеряется не календарем, а глубиной и содержанием, а также трофеями в виде всякой вкуснятинской литературщины и преобразований себя, то есть этапов исцеления. Что, что же мне надо вылечить?.. Я уже почти поняла. Дружище Эрос порой говорил о каком-то странном червячке, который прячется внутри меня, иногда высовываясь. А мне недавно приснился сон, как я из ладони вытягиваю червяковую ядовитую гадюку, похожую на темную вену. Вытягиваю, понимая, что теперь умру, и слыша причитания вокруг. Смиренно приняв исход и продолжив повседневные дела. Целительно и убийственно излюбленное его «диалектическое противоречие», загадка, решение которой ведет к развитию, но никак не дается мне в руки.