Я и так взведенная и растревоженная!
Я замечаю с восторгом и ужасом. Я про веселый ужас, радостный. Вот и хватит тебе пока твоего завода. А про мой и знать не нужно.
Вот да, про ужас. Я только это и чувствую временами: УЖАС. Я бою-у-усь! Я даже хватаюсь за щеки. Уже сто лет не школьница, а такой детский сад
Чего боишься?
Чего-чего прям так тебе и сказать! Я не могу. Краснею и бледнею. И хватаюсь за щеки.
Вот уж скажи.
Ну, эта заряженность. Она же сексуальная.
Похоже на то.
И вот. Опасная такая игра. И ты же живой такой вполне себе мужчина, верно, непросто сносить это все. А ведь «все позволено», как ты говоришь. Даже если предположить место и время и все такое, мое воображение отказывается идти дальше, потому что это так страшно
Я заметил. Но почему страшно?
Потому что это реально. Ты прав. Не песни, не стихи и не сказки. И не твой образ. А ты настоящий и я. И не получается туда посмотреть.
Ну и не смотри.
От технических деталей я просто со стоном рву на себе волосы.
Ты чего-то стесняешься?
Невыносимо даже, что ты смотришь на меня, а если еще что-то со мной делать будешь Да, наверное, это называется «стесняешься». У меня регресс, говорю же: пятнадцатилетние ужасы.
Ничего не бойся, пожалуйста! Тебе все можно: делать, что захочешь, и не делать, чего не хочешь, и менять хотения на ходу в любую сторону. Капризничать и самой себе противоречить. Мне с тобой все чудо: смотреть, разговаривать, слушать, как ты что-то рассказываешь, держать за руку и держаться на расстоянии Чувствовать твое тепло, когда ты рядом, и ощущать, как мне тебя не хватает все остальное время. Это все твое присутствие. Ты сама решишь, насколько далеко можно заходить, где тебе хочется остановиться.
Да, разрешение потрясающая штука. Высвобождает море энергии на желания. Причем разрешение не делать, не идти для меня оказалось гораздо более значимым, чем открытые двери. Напряжение уходит, и на его месте обнаруживается реальность сказочная, фантастическая, неожиданная реальность. Как название повести Туве Янссон: «Волшебная зима». Та зима была по-настоящему волшебной. А вот следующая зима была сложной. И стихотворение, которое тогда родилось, как потом оказалось, не отражало сути происходящего. Хотя ему понравилось. Тогда он не сказал, что
Но об этом позже.
Ты говоришь: «тебе можно все».
Я отвечаю: с тобой можно все.
Любиться и драться,
Рыдать и смеяться,
Болтать просто так,
Озвучить любой пустяк.
Любой очень важный пустяк.
Казаться себе и ведьмой, и феей,
И очень глупой, и очень девочкой,
С довольным видом собирать трофеи:
Взгляды, улыбки, прочие мелочи,
Такие важные мелочи
Ты говоришь: «тебе все позволено»,
В глазах теплые волны плавятся.
Таю. Иду. Ведусь. Двое, мы
Никогда не кончимся, не ославимся,
Мы подвластны времени, только
Ход у него иной.
Мне все можно да и тебе, поскольку
Со мной.
Переждешь терпеливо отлив,
Прилив обрушу на берег твой,
прибой
Примешь с мирным восторгом, волны свои разлив:
Мне позволено все.
С тобой.
Той волшебной зимой во мне много раз поднималось удовлетворенное «спасибо судьбе, жизнь удалась!» а на следующем повороте я находила очередной мешок с подарками. И новая волна изнутри: вот теперь благодарю, теперь уж точно нечего желать! И опять поворот, и там оп-па, еще один шикарный сюрприз!.. Остановившееся как будто время переливалось тихой рекой о том, что я чудесная и красивая, и оказалась еще чудеснее, чем воображалось. Плескалось про всякие лодыжки, запястья, мрамор и античные рельефы поэзия, в общем Странно: я не знала до этого о своих лодыжках!
Все было настолько по-настоящему, что слова в какой-то момент кончились. А когда возродились, вылились в стихи.
Мы в царство бериллов
Сквозь сотни тропинок и лет!
Вступили с мороза так здорово
Веселье искрилось
И плавился ласковый свет