После разговора с семьёй Колмаковых, он, в сопровождении майора Карелова и капитана Михалёва, заехал в школу, где пообщался с Евгенией Самойловой. И даже почти не удивился, когда Евгения подтвердила информацию о занятиях йогой, на которые она ходила с Алёной по понедельникам и четвергам.
У нас здесь курсы йоги, вон, напротив школы, пояснила она, указав в окно на соседнее здание.
А по субботам? спросил Игорь.
Евгения помотала головой.
Алёна ничего не говорила, ответила она. Я знаю, что она куда-то уходила. Но об этом даже Артём не знал. Она сказала, что когда-нибудь скажет, но сейчас, вроде, как, не время.
А имя Кравас Вам что-нибудь говорит?
Евгения задумалась и, слегка выпятив губы, помотала головой.
Не-а, произнесла она. Она говорила про какого-то Учителя. Но Учителя чего, я не знаю.
Вы знали, что она принимала наркотики? напрямую спросил Игорь.
Евгения опустила голову.
Я знала, что она курила травку, ответила она. Но она говорила, что это, якобы, для расширения сознания. Что она хотела увидеть мир глазами Учителя. Ну, так она выражалась, Евгения подняла извиняющийся взгляд на Игоря.
А откуда она брала эту травку?
Она не говорила, быстро произнесла Евгения. Может, у своего Учителя.
Ясно, недовольно произнёс Игорь. А с Артёмом я могу поговорить? он кивнул на дверь, ведущую в класс. Евгения помотала головой, брезгливо усмехнувшись.
Он ещё в школу не приходил, ответила она. Как Алёна погибла. Его мамаша не пускает.
Понял, покивал Игорь. Евгения, скажите, а чем, помимо учёбы, Артём занимается?
Евгения поправила выбившийся из незамысловатой причёски светлый локон, на время задумавшись.
Он, вроде как, в художественную мастерскую ходит. А ещё подрабатывает оформлением афиш и всяких там выставок в художественной галерее, она перевела взгляд на Игоря, слегка прикрыв веки. Чаще всего его именно из-за этого на занятиях и нет.
Он талантливый художник? поинтересовался Игорь.
Евгения пожала плечами.
Своеобразный, ответила она. Что-то там как-то по-особенному видит. Я не вникала.
Ладно, спасибо, Игорь улыбнулся, протянув Евгении листок с номером телефона. Вспомните что-то звоните.
Хорошо, Евгения быстро спрятала листок в карман и, бросив на подполковника последний взгляд, вернулась в класс.
Теперь Игорь сидел за столом в своём кабинете, снова разложив все документы и перечитывая записи, сделанные во время разговора с родителями и подругой Алёны Колмаковой.
То, что никто не знал, кто такой Кравас, или Учитель, его не удивляло, а лишь подтверждало факт, что Колмакова могла принадлежать какой-то секте. И то, что Алёна никому не рассказывала об этом, также свидетельствовало в пользу этой догадки. И, по всей видимости, распространение наркотиков было связано с личностью Краваса.
Опять же, тогда, по какой причине Нефедченко укрывала сына? Мог он быть замешан в распространении наркотиков? Или он причастен к смерти Колмаковой? Или они вместе состояли в секте? Пока что сказать это было сложно. Но, в одном он был уверен, на Артёме Нефедченко была какая-то вина, которую всеми силами старалась скрыть его мать. С другой стороны, он пока что не мог предъявить свои догадки в качестве обвинений, а на обычный разговор Нефедченко отказывалась пригласить сына, объясняя это большим для него стрессом.
Он на антидепрессантах, говорила она, не глядя в глаза подполковнику Кошкину. Простите. Когда ему станет легче, тогда я его лично приведу к Вам.
Игорь не поверил.
Теперь, пролистав свои записи, он снова вернулся к дневнику Колмаковой, уже не в первый раз штудируя её «пророчества». Однако ни в пророчествах, ни в излияниях эмоций он так и не увидел ни имени Кравас, ни даже упоминания о каком-нибудь Учителе или организации. Ну, да, конечно, если здесь были одни пророчества, она не стала бы давать описаний организации. Только от этого было не легче.
Ещё раз прочитав «пророчества», Игорь снова принялся за анализ структуры дневника. Он почти догадывался, в каких состояниях сознания могла быть сделана та, или иная запись. Чёрная паста, скорее, говорила о депрессии. И, если соотнести с датами, чёрная паста, преимущественно, употреблялась автором по четвергам и пятницам. Видимо, как раз перед приёмом психотропных веществ. Затем следовали пророчества, написанные разноцветной пастой, с пляшущими строчками и буквами разных размеров. Записи пророчеств, сделанные в периоды с воскресенья по среду, были сделаны синей или фиолетовой пастой. Таким образом, глядя на дневник, можно было определить циклы приёма психотропных веществ автором. Однако это не давало ответа на вопрос какие именно психотропные, откуда они взяты и кто такой Кравас?