И увеличила громкость:
я вот Петьке-участковому скажу, шоб посадил тебя на 15 суток за клевету!
Ну, ладно! Будет и на нашей улице праздник, пошли Ваня! оскорбился дядя Саша и решительно зашагал в соседский сад к скважине.
Чё ты хочешь, Сань? робко семенил друг следом.
Поглядуй на бабку да маякуй, приказал мститель. Око за око! и наступил на шланг.
Три раза баба Люба бегала к насосу и охала, руками всплёскивала. Поминала мать свою всуе, щёлкала тумблером. А на четвёртый отвлекся дядя Саша да раньше времени ногу-то и убрал. Заполошный крик спугнул всех воробьёв в округе: то соседка со шлангом боролась аки Георгий Победоносец со змием, и потерпела поражение. Шланг выскочил из рук, продолжил бесноваться на соседнем огороде. Через полчаса дядя Саша в траурном молчании обходил поле брани. Подсчитывал убытки.
М-да, сдвинул на затылок кепку дядя Ваня. Я буду мстить и мстя моя ужасна.
Ты ещё мне, огрызнулся дядя Саша.
История седьмая. Молоток
Дядя Саша из тех мужиков, что не перекреститься, когда гром грянет. У него с верой отношения из разряда «опилки для народа», что и говорить. Как-то он, будучи навеселе, вздумал высказать своё отношение к попам и батюшке Афанасию, в частности. Религиозному кружку старушек, что собирался на вечерние посиделки после трудов праведных у бабы Любы, соседки, в целом.
Знаю, сказал внезапный правдолюбец. Чем вы там на исповеди занимаетесь, старые клюшки!
И добавил ещё то самое слово, что нынче модно очень: женщины с низкой социальной ответственностью. После подробно обозначил кадило батюшки, его размер и амплитуду размаха.
Когда атеист бежал, выпадая из галош, до речки, то и не думал креститься. Жизнь и честь сохранила вода, в которую дядя Саша нырнул, не задумываясь. Плыл Чапаевым: загребал одной рукой, потому что второй грозил кепкой и продолжал сквернословить.
Был и ещё случай, в прошлой жизни, когда Фоме неверующему, не мешало бы изменить своё отношение к вере. Но, как он любит говорить, вальс всё тот же, пары те же.
Явился как-то, спустя 25 лет, к дяде Саше сын. Вот, когда гром грянул по деревне. Дядя Ваня даже обиделся слегка на друга за сокрытие факта о ребятёнке и потребовал сатисфакции. Пришлось тому раскрывать тайны Датского королевства.
Катюха моя, маков цвет была у меня. А маманя ейная та ещё тёща. Житья не давала. В общем зале поселила, и одно шмыгала. Хоть днём, хоть ночью. А я чё? Парень молодой, горячий, тока после армии. Мне смерть как охота супружеский долг отдать, аж пар из ушей валит.
Дядя Ваня понимающе хмыкнул, и поправил гармошку на коленках.
Ну, вешаю карниз как-то, молотком стучу. Тут Катюха забегает: маман на рынок свалила. Ох, и разогнали же мы скуку! И тут я, значится, мчу паровозом, да со свистом, в светлое будущее, как бабац! За ноги меня стягивают! А потом и за волосы. Кулаками молотят, знай, и визжат: тёща вернулась!
Я б убил! ахнул дядя Ваня.
Дак я и убил.
Как?! выпала гармошка из рук Ивана.
Молотком, обнакнавенно. По темечку. Уж больно разгорячён я был, не в себе. И в милицию сдался.
И чего?
5 лет, как с куста.
Мдаа, почесал репу дядя Ваня. Царствие небесное.
Тю на тебя. Жива она, чё ей сделается. Как у кошки 9 жизнев. А заявление забирать не стала. Катюху только, и привет. Ни слуху, ни духу. А ты говоришь, бог, бог, ухмыльнулся дядя Саша. Я в суде не молился-крестился, а теперь и подавно. Наливай!
Та налью, говорит дядя Ваня, и предупреждает. А бабок ты всё ж не дразни, Сашка! Не равен час молоток где бесхозный валяется.
История восьмая. Анубис, или египетская сила
Капитан сандалий и носка в дырочку, дядя Саша, за год до юбилея решил посетить больничку. Провериться, то, сё. Чтоб знаменательную дату встретить без подвоха, вроде усталой печени. «Бабы ягодки, говорит, а я огурцом буду». Завёл тарантайку, фуражку новую на вихры приладил, и вперёд. За здоровьем. Стрекочет «Ижачок», дядя Саша песенку насвистывает да по сторонам поглядывает. Сто лет никуда не выезжал дальше колхозного поля. А тут раздолье, смотри не хочу. В райцентр въехал в самом радужном расположении духа. Сейчас у врача раз-два, делов на полчаса, и домой. А там таранька, семачки, и пивко.
На крыльце поликлиники дядю Сашу чёрт дёрнул, не иначе, оглянуться. В раме из цветущей акации, на жёлтом фоне, с противоположной стены грозно взирал на прохожих не пойми какой египтянин.