Эссенцией от него всегда пахнет, усмехнулся я. Фруктовая эссенция, которую добавляют в конфеты, на спирту. Мужики там ее пьют вместо водки.
То-то Лёха все время пьяный ходит, сообразил Витька Мотя.
Так за что его забрали в милицию? спросил Самуил.
Не знаю. Бабушка не говорит, а мать сказала, что это не моего ума дело.
Не знаю, не знаю! передразнил Пахом. Что ты вообще знаешь? Мать говорит, что они ограбили квартиру.
Не квартиру, а магазин, поправил Ванька Коза. А Леха на шухере стоял.
Витька Мотя присвистнул. Мы выжидательно смотрели на Ваньку. Ванька было замолчал, чуть поколебался и выложил все, что знал:
Магазин брали монастырские, с которыми водится Леха. Леху поставили на шухер. Только какой Леха вор? Обыкновенный приблатненный. Стоял, а коленки, видно, тряслись. Увидел лягавого в штаны наложил и драпанул с перепугу. Тот его и сцапал. Конечно, подняли тревогу. Всех и взяли. Китаец ушел вроде, но через день его тоже взяли на малине.
Не драпани Леха, лягаш прошел бы мимо и магазину хана, заключил Иван.
Пока мы молча переваривали Ванькин рассказ, Алексеев успел снова метнуть свой молот и ощупывал воронку на другом конце. Монгол вынул изо рта сухую былинку, которую лениво перетирал зубами, и вдруг спросил:
Коза, а откуда тебе все это известно?
Иван приподнялся на локтях, внимательно посмотрел на Монгола и с усмешкой ответил:
Сорока на хвосте принесла.
Смотри, Коза, доиграешься. Забуришь как Леха. Курские-то почище монастырских будут.
Ванька презрительно циркнул слюной через зубы и ничего не ответил.
Ванька последнее время водился с нами редко, все больше бегал на Курскую, где жила отъявленная шпана. Не раз он приносил домой ворованные тряпки, а мать молча прятала, невольно поощряя его. Старшая сестра, Нинка, девка красивая и развязная, когда Ванька показал ей маленькие золотые сережки, спросила:
Где взял?
Нашел, ответил Ванька,
Сразу две? засмеялась Нинка. Серьги у него взяла и, подмигнув, сказала, улыбаясь:
Вот бы ты мне еще перстенек золотой нашел,
Нинке было шестнадцать лет, но полнота делала ее старше, ходила она в туфлях на высоких каблуках, и за ней ухаживали офицеры.
Огольцы, гляди! показал рукой Армен.
Алексеев метнул молот, побалансировал на одной ноге, проследив за полетом ядра, и опрометью бросился на другой конец поля. Он поднял ядро и долго ходил вокруг лунки, поглядывая на нас, потом вбил кол, сделав отметку броска, и пошел, сияющий, к исходной позиции ближней к нам стороной.
Сколько, Юрик? спросил Пахом.
Пятьдесят два! белозубо улыбаясь, ответил чемпион.
Ну, ты даешь! вежливо удивились мы.
У Алексеева рот растянулся до ушей. Он почистил ядро, не торопясь, надел рубашку и, усталый и довольный, пошел с поля.
Так он скоро и Александра Шехтеля догонит, а Шехтель чемпион России, сказал Самуил Ваткин.
А это сколько? поинтересовался Монгол.
Больше пятидесяти четырех метров.
Так Юрик его скоро и догонит, порадовался Пахом,
Может и догонит.
Мне домой пора, поднялся Ванька Коза.
А футбол? спросил Каплунский.
Неохота, отмахнулся Ванька.
Он ушел, не торопясь, вразвалочку, чувствуя, что мы смотрим ему вслед.
Пошел к курским, сказал Мотя.
А то куда ж, согласился Монгол.
Солнце клонилось к закату, румяня крыши домов и верхушки деревьев, отчего они становились похожими на сказочные картинки из детских книг. Земля за день нагрелась, напиталась солнцем, но за ночь она остынет и утром встретит светило паром и туманом в низинах. Но солнце вновь даст ей тепло, необходимое для жизни. Вечера последних весенних дней выдались сухими и теплыми. Мы сидели на траве, развалясь и лениво пожевывая травинки, А вокруг все дышало тишиной и покоем.
Миш, а, правда, что Васька Граф сам с Курской? спросил Сеня Письман.
Правда.
А я слышал, что он из монастырских, возразил Пахом.
Нет, из курских, точно знаю. Да ты спроси у Козы, он тебе скажет.
Коза сам не знает. Это курские форс давят, будто Граф их. Бахвалятся.
Тетя Фира говорит, что вчера на барахолке мужику продали отрез бостона, дома развернул, а там уже рукав от фуфайки, сказал Семен. Надо же так сделать. Ведь мужик своими глазами отрез смотрел.