Это за что ж?
За красоту, дурак. За то, что она людей радует.
Как же, радует! обозлился Самуил. Кто ее цветы видел? Ты видел? То-то. На базаре ее цветам радуются. По червонцу штучка.
Самуил, а почему вы в свой двор никого не пускаете? поинтересовался Витька Мотя. Забор такой, что не перелезешь.
А ты перелезь. Там пес с теленка на проволоке по двору бегает. Недаром на калитке написано «Злая собака», усмехнулся Пахом.
Мы выжидающе смотрели на Самуила.
А я почем знаю? смутился Самуил. Это дом дяди Абрама.
Ну и что? Твой же родственник, упрямо возразил Витька.
Да, родственник, вспыхнул Самуил. Родственник. Только мы с матерью, Соней и Наумом в одной полутемной комнате живем. А мать ему за квартиру двести рублей платит. И с матерью он ругается за то, что она нас в синагогу не пускает.
Ну, фашист, вырвалось у Моти.
Какой же он фашист, если во время войны сто тысяч на танк отдал, сказал Изя Каплунский. Просто в нем старая вера глубоко сидит. Он боится, что если не будет хранить старые еврейские традиции, то евреи потеряются и вообще исчезнут. Поэтому он и не пускает к себе никого, кроме верующих евреев, и с русскими старается не водиться.
Он и читает только старые еврейские книги, подтвердил Самуил. Потеха. Начинает с конца и читает наоборот.
Как это, наоборот? усомнился Мотя.
Ну, мы читаем слева направо и с первой страницы, а древнееврейские книги читаются справа налево с последней страницы.
Здорово.
Каплун, а откуда ты про Абрама все знаешь?
Знаю, что знаю, уклончиво ответил Изя.
Дядя Абрам на его матери жениться хотел, выдал тайну Самуил. Изя бросил на него презрительный взгляд:
Пусть сначала рожу помоет. Мать от него корки хлеба не возьмет. Это он отца посадил. А потом охал, жалел, помощь предлагал. Мы голодали, а только мать копейки у него не взяла.
Изя сжал губы и замолчал. Видно, он думал о чем-то своем, чем не хотел делиться с нами.
Ну, огольцы, купнемся! бодро предложил Монгол.
А купнемся, отчаянно согласился Пахом.
Они стащили штаны, потом трусы и, закрываясь ладошками, стали опасливо входить в воду. Монгол не выдержал медленной казни холодной водой и, завопив диким голосом, бросился всем телом в речку, обдав Пахома фонтаном брызг. Пахом повернул к берегу, за ним следом выскочил с выпученными глазами Монгол и, издавая ошалелые вопли, стал как безумный носится по берегу.
Глава 5 Горбун Боря. Немец Густав и подпольщики. Помещик Никольский. Борино убежище
Сверху послышался шорох и посыпались камешки. Цепляясь одной рукой за землю, по крутому берегу неловко спускался горбатый Боря. На голове, вдавленной в плечи, сидела мятая фетровая шляпа, засаленная и потертая настолько, что трудно было угадать ее цвет.
Ну, что, соколики мои милые, водичка теплая? его резкий скрипучий голос шел не из горла, а откуда-то из живота.
Не-е, холодная, засмеялся Пахом.
А мне сказали, как парное молоко.
Подбородок горбуна тянулся кверху, еще больше вдавливая затылок в плечи, и умные огромные васильковые глаза от этого тоже глядели вверх. Глаза были настолько выразительны, что, казалось, живут на лице отдельно, сами по себе.
А ты сам окунись, а потом нам скажешь, посоветовал Пахом,
И то верно, согласился Боря и стал неторопливо раздеваться.
Голый Боря являл совершенно нелепое зрелище. Длинные тонкие ноги, как у журавля, подпирали короткое туловище с плоским тазом, а в промежности висела, будто сама по себе, темная кила тяжелой мошонки.
Дядь Борь, закройся, вон бабa белье поласкает, предупредил Изя Каплунский.
Небось не укусит, бросил равнодушно Боря и пошел своей маятниковой походкой, закидывая руки за спину и размахивая ими где-то за ягодицами, ступая осторожно, будто пробуя воду. В речку Боря зашел также неторопливо, как шел по берегу. Когда вода дошла ему до груди, он перевернулся на спину и поплыл вдоль берега.
Во дает, хохотнул Монгол, вода ледяная, окунуться б, да назад.
Да Боря зимой по двору в трескучий мороз без рубашки ходит, сказал Мухомеджан.
Зачем? заинтересовался Самуил.
Закаляется, чтобы не болеть. Ты же видишь, он убогий, болел часто, вот и стал закаляться. Он и зимой в плаще ходит.