Нет, не Наташа, дорогой.
Где Наташа?
Сейчас придёт, спокойным тоном подшутила Кира. Так что? Знаете кого-нибудь из них?
Да, знаю, опустив глаза, ответил худощавый бродяга, с вогнутыми щеками под сальной редкой бородой.
А подробнее?
Да, наши это все.
Ваши?
Да, мы ж здесь, как говорится, все не дворянского сословия, остроумно подметил мужчина.
А как вас зовут?
Геннадий, привстав, выпалил собеседник и чуть было не протянул руку для знакомства, как вовремя вспомнил, что перед ним девушка.
Сидите-сидите. Расскажите, что вам известно о покойных?
Да, что известно-то? Все мы приспешники не лучшей доли, хотя, в своё время, некоторые даже были успешными людьми. Я вот, например, по образованию, филолог, трудился в своё время в городской библиотеке, пока там
Пока там что?
Пока там не сделали минимаркет.
Понятно. У кого-то из вас были враги? Чем вы обычно занимались?
Так это, чем обычно заниматься-то? Под церковью обычно собираемся, да! Под храмом святого апостола Андрея Первозванного. Там иногда прихожане еду приносят, особенно на праздники. До полудня мы, как правило, там заседаем, пока служба идёт, а потом, кто-куда. Кто-то в эльфаторах металл собирает, сами понимаете. Кто-то иными способами на 50 грамм зарабатывает. Ну, а к вечеру, уже собираемся здесь на этой лавке, когда погода позволяет. Делимся, у кого как день прошёл.
Понятно, а ночуете вы где?
В стройке, что за парком.
Вон той? вопросила Кира, указав пальцем на недостроенное здание вдалеке.
Так точно, по-армейски отрапортовал Гена.
Замечали ли в последнее время что-нибудь необычное? Может кто-то угрожал? Или пытался вам навредить?
Да, что тут сказать, опустил голову мужчина. Всякое бывает.
По его виду было понятно, что Кира задела больную тему, о чём Геннадию было неприятно говорить.
Продолжайте, Геннадий, всё нормально.
Да, что тут нормального-то? Мы ж ведь не люди, кому до нас какое дело?
Попытка собеседника соскользнуть с темы была моментально пресечена молодым, но от природы талантливым следователем, словно родившемся с запасом опыта уголовного розыска.
Кто они?
Да, подростки местные. Приходят иногда посреди ночи. Могут и средь бела дня.
Чем бьют? Камнями? Палками?
Да, какой там. Это, видно, пацаны хорошо одетые. Такие руки марать не станут. Мобилки дорогие.
Снимают на телефон?
Да.
Понятно, едва сдерживая раздражение продолжила Кира. Чем бьют?
Пистолеты пневматические, дубинки деревянные, электрошокеры приносят иногда. Вон Пашку, того, что мужик показал пальцем на лежащее у тополя тело, как-то целый час пытали.
А вы где были? едва не криком вопросила следовательница.
Да, это не у нас. Это они его на пустыре за железнодорожными путями изловили, окружили, а потом он к нам едва дополз. До вечера еле отошёл, тогда уже и рассказал, что с ним было.
Спрашивать, почему бомжи не обратились за помощью к правоохранительным органам бессмысленно. Социально незащищённые слои населения, оказавшись на обочине жизни, слабо доверяют системе. И упрекать их в этом глупо. Ведь на самом деле, кто примет у Бомжа заявление?
И знают об этом и сами бродяги, и те, кто периодически устраивает на них настоящее сафари. Жестокость подростков, обычно, порождается безнаказанностью, в особенности, если это дети влиятельных бизнесменов или чиновников, способных прибегнуть к юридической защите, для которой показания лица без определённого места жительства не более чем пыль.
Но если так рассуждать, на что надеяться в стране, где идёт война? На гуманность? На миролюбие? Жестокость плод боевых действий, хоть они и происходят на другом конце страны.
Угрожал ли кто-то из них вас убить?
Да, всякие гадости говорили, по-всякому обзывали, но так, чтоб убить. Вроде бы нет, но, кто эту молодёжь знает, что им в голову взбредёт.
Кто приносил вам еду в последнее время? Не помните?
Кира задала этот вопрос, не сомневаясь, что бродяг отравили. И отравили именно едой. Осталось дождаться результатов эксперта и тогда о причине смерти будет известно наверняка, но внутренний голос ей всё же подсказывал, что дело здесь именно в ядах. Ведь как ещё можно без особых усилий лишить жизни толпу вечно голодных лиц?