Дай сюда!
Некоторое время он молча вертел блокнот под разным углом к источнику освещения: забранной в металлическую сетку люминесцентной лампе. Спасибо «Ахмеду»: прежде здесь тускло мерцала покрытая слоем пыли и мушиного кала двадцатипятиваттная лампочка накаливания одна на весь туалет, тогда ещё уборную.
Знаешь, Петрович, можно попробовать
Методом съёмки в косопадающих лучах?
Эксперт ухмыльнулся.
Ну, ты же дока в наших делах Хотя кое-что я и сейчас могу сказать. На первой «живой» от последней вырванной странице остались вдавления каких-то цифр. Что-то с нулями. Ещё просматриваются крестики. Остальные подробности завтра.
Сегодня.
Семёныч отдернул рукав пиджака.
Тьфу, ты: и в самом деле!
«Ах, как скоро ночь минула», поработал я «немножко Остапом Бендером».
Вот именно, декадентски хмыкнул Семёныч. Ладно, звони после обеда: что-нибудь «нарисую».
Я разогнул спину.
Ну, что: для начала хватит добра?
На этот раз коллектив моментально выказал сплочённость: все дружно загудели в ответ: «Хватит» Хватит!». Понять товарищей было несложно: каждому хотелось поскорее в душ и к обеденному столу, чтобы слегка взбодриться перед очередным «забегом на длинную дистанцию»: ненормированный рабочий день явно просматривался на неделю вперёд. Почему именно на неделю? Никакой тайны: практика. Например, раскрытие дела по «очень горячим следам» это в течение суток. Раскрытие по «горячим следам» до трёх суток включительно. Раскрытие по ещё «тёплым следам» когда ещё теплится надежда в течение недели. Раскрытие в течение десяти дней это уже комбинация из «ещё не совсем простывших следов», фарта и случая. То есть, уже «как карта ляжет».
После десяти дней исключительно «делопроизводство»: работа на бумагу. Для объема. Для проверяющих. Для того чтобы «замазать глаза» и «отмазаться». Потому что декада вхолостую это «висак сто процентов». Нет, «висаки» тоже иногда раскрывали, но исключительно в двух форматах: либо чудом, либо «перевешиванием на добровольца» в порядке «аналогии преступлений». Не знаю, как в других областях, но в нашей дело вместе с «делами» обстояло именно так. Первые три дня мы «рыли носом», до недели включительно «рвали пупки и жилы», «на автопилоте» дотягивали до десятидневного «юбилея» и, наконец, переводили дух. Именно так: не «капитулировали», а «утирали заслуженный трудовой пот»: «я сделал всё, что можно пусть другой сделает больше».
Тогда по коням?.. Отставить!
Товарищи ещё не успели испугаться, а я уже уточнил формат команды:
«Не пужайтесь, граждане»! Это скорее, «задание на дом». Как мы видим, «наш подшефный» не сверкает ни золотом, ни бриллиантами. А это не очень вяжется с его «обликом выходного дня». Отсюда задача: установить, не сняли ли с этого хмыря «что-нибудь на память»? Ну-ка, дайте сюда уборщицу!
Один из оперов быстро метнулся к двери: видимо, ему больше всех хотелось домой. В проёме он столкнулся с движущимся во встречном направлении коллегой. Не моим: его.
«Ахмеда» привезли!
Моя бровь без спроса выгнулась дугой.
«Ахмеда» привезли»?! Смелые люди!
Я не иронизировал: этот «авторитет» был таковым не только в кавычках. Как говорил Аркадий Райкин: «Всё городское начальство туваровед любит, ценит, увжает!». В нашем случае поправку нужно было делать лишь на уровень начальства: «любило», «ценило» и «уважало» «Ахмеда» всё областное начальство. Но за то же самое, что и городское коллегу «Ахмеда» по юмореске: как и «туваровед», «Ахмед» «сидел на дефсыт». Только уровень «дефицита» у «Ахмеда» был выше: в эпоху всеобщего дефицита этот товарищ мог обеспечить не только белужью икру, дачу, иномарку или шикарную девочку, но и «переход в другую лигу»: из политиков в бизнесмены и наоборот. А «материальную помощь» это, уж, как водится.
Поэтому областное начальство горой стояло за «Ахмеда» и свои привилегии. А уже поэтому доставка «авторитета» в порядке навязчивого сервиса была сродни подвигу.
Пока «доставляли» «Ахмеда», я успел переговорить с уборщицей, «насмерть» запуганной вопросом о «перемещении материальных ценностей» из гражданина бывшего начальника юстиции.
Клянусь, товарищ господин гражданин
Ну, так, уж, и сразу: «гражданин»! решительно снизошёл я.
Для того чтобы сделать это, мне достаточно было одного взгляда на изуродованные хлоркой руки уборщицы, и её не менее изуродованное но только жизнью лицо.