Хэрвамвбок, господа!
Зал поначалу застыл и затих от изумления. Потом пронёсся лёгкий шумок и ропот. А где-то там, на ближних подступах к туалету, возмущённо прозвучал женский голос:
Да как он смеет, подлец этакий? Хам!
Хэрвамвбок, господа! повтори дворецкий, видимо, явно наслаждаясь произведённым на публику эффектом от произнесённого. Господин Хэрвамвбок Сусалий Пирамидонович, отпрыск скандинавской королевской династии, экс-дипломат!
По залу прокатилась волна облегчённого вздоха. Послышались смешки и обоюдные поддёвки.
Гордость отечественного балета, госпожа Брунгильда Лучезарная и госпожа Амброзия Гибкая!
Наши иностранные друзья: господин Петардо Хуан Бернардович из Бразилии и госпожа Джуди Балерини из Палермо.
Наши японо-вьетнамские друзья: Сунь Ся-ка, По-Чём-пень, Ху Вон-там!..
Вон, глядите, два закадычных друга Поцелуйко и Наливайко, заочно знакомил хозяин друзей со своими гостями. А выправка-то, особенно у Поцелуйко.
Действительно, так и хотелось спросить у того: «В каком полку изволили служить, батенька?», и услышать в ответ: «В сто первом, кавалергардском!» Идёмте-ка, подойдём к ним поближе, посоветовал Монблан Аристархович. Кажется, к ним направляет стопы свои Гармония Всеобъемлющая жена генерала Портупей-Голенищева, генерала с ужимками отставного прапорщика. У него есть ещё такая прибаутка: «Штык те в карман и портянка на шею!». Так вот, Гармония, это, я вам скажу, не женщина, а полевая гаубица. Исключительно породистая и плодовитая особа.
Добрый вечер, господа! сходу, без обиняков, прямо в лоб атаковала та молодых людей. Мы с вами не знакомы?
Никак нет! Не имеем чести знать! молодцевато прищёлкнув каблуками, с одновременным вскидыванием головы, став во фронт как заправский служака, лихо подкрутив щёгольские щёточки усов, ответил один из них, и представился:
Поцелуйко!
Превратно истолковывая подобное представление, его по обычаю целовали: мужчины подчёркнуто вежливо, по-мужски, так же подкручивая усы, от смущения крякая, кряхтя и покашливая в кулак; женщины с особым рвением, но с опаской оглядываясь: «Моего здесь нет?» и произнося: «Какой милый чебурашка!».
Наливайко! произведя отмашку рукой, точно таким же манером представился другой.
Эй, человек! Наливай-ка! обратилась она к проходившему мимо официанту с бутылкой коньяка и хрустальными рюмками на серебряном подносе. Налей-ка нам, братец, по маленькой на троих: душа жаждет Ну, причастимся, друзья, и возрадуемся!
Выпили, вкусили по конфетке. Те, как выяснилось впоследствии, оказались «Музыкальными», подкинутыми на поднос юными экстремистами.
А гости всё прибывали и прибывали, заполняя собой залу.
Гость Востока! провозглосил глашатай. Господин Челдобухры Шалдыбурдык семнадцатый.
Мордухале чугуп апанамана бирды-кирдык! приветствовал вновь прибывший, послав в публику, двумя руками, три воздушных поцелуя.
Известный в салонных кругах юморист-пародист господин Табуреткин Исидор Сысоевич! в очередной раз возвестил дворецкий о прибытии нового гостя.
Здравствуйте, кто как может! обезьянничая всем своим лицом, на манер шута, в замысловатом реверансе, тот отвесил низкий поклон. Он танцевал губами: верхняя улыбалась, нижняя плакала. При этом левый глаз не слушался правого. Голосом Владимира Вольфовича справился: «Полководцы вам не нужны?.. Пока нет? Ну что ж, я подожду», и с этими словами затерялся в толпе праздношатающихся.
Монблан Аристархович, испросив у своих друзей разрешения, покинул их, сославшись на какие-то неотложные дела. Те продолжили обход залы. Они завязывали с присутствующими светские беседы, выслушивали их советы, пожелания, наставления.
Вот небольшая стайка любопытствующих окружила писателя местного масштаба Амулета Модестовича Чертополоха, который по его собственным утверждениям, пишет о том, чего нет и не было, но вполне могло бы быть. Он неторопливо, назидательно-нравоучительно вёл беседу со своими слушателями.
тогда непреложным правилом пишущей братии должен стать девиз: «Пиши, товарищ, пиши, и из этого что-нибудь да получится». И тогда писатель начинает постепенно обрастать своими произведениями, от головы до шляпы.
А если взять в целом, то литератора надобно уподобить быстрой лани, а цензоров и критиков стае волков. Хороший литератор, дабы донести свою «крамольную» мысль до умов читателей, должен так мастерски завуалировав, преподнести её в своём произведении, чтобы любой цензор или критик был бы беспомощен в своём стремлении «утопить» произведение.