Огарок
Зачем хранишь сгоревшую свечу?
Зачем тебе теперь бесформенный огарок?
Как бесполезен он! Как безобразен, жалок!
Зачем хранишь сгоревшую свечу?
Зачем храню сгоревшую свечу?
Ей больше не светить и этим не согреться.
Она одна сестра непонятого сердца.
Затем храню сгоревшую свечу.
Виновник
В. И.
Смотри, что ты наделал: я читаю
Всё только о любви и всё стихи одни.
Что целые часы! пренебрегаю
И тем, что, как часы, за чтеньем тают дни!
Я хмеля полными засыпана горстями.
А кем душа моя приведена на пир,
Где близ любви сидят почётными гостями
И Тютчев, и Толстой[1], Петрарка и Шекспир?
Тобой! Вот Пушкин сам мне преподнёс две розы,
Вот Баратынский вслед протягивает мне
Лиле́ю белую И гибну я для прозы
Невинная душа! Всё по твоей вине!
Утешной сладости в привычном предвкушенье
Едва начну давно знакомый стих
Дыханье заглушит внезапных слёз рожденье
И строки растворит. То дело рук твоих!
Из-за тебя не здесь и не сейчас я где-то,
В мечте живя вполне, не то что обмануть
Хотела бы себя, а помнишь ли у Фета?
«Как будто вне любви есть в мире что-нибудь!»
Солнце
Посвящается Русскому Артисту
В. И. Честнокову
Оно восходит на востоке.
И больше не глядит в тоске
На недописанные строки
Перо засохшее в руке.
Тускла, пуглива, одинока,
Свеча задута Свет иной
Плывёт со рдяного востока
Земли отрадой неземной!
Как траурный покров унылый,
Свевает он с юдоли слёз
И ночь слепую, как могила,
И ночь, исполненную звёзд!
Всё разгораясь яром вящим,
Всей ширью неба становясь,
Победой радости слепящей
Свою он утверждает власть!
Будь ей во тьме равно послушна,
Легко б восторглась[2] на свету
В волшебный сад земная пустошь,
В сад яблоневый весь в цвету!
Пылает запад Солнце гаснет,
Синь червленицею[3] заткав
И я не знаю, что прекрасней:
Восход его? зенит? закат?
Но Человек с сияньем Божьим
Высокой думы на челе
Вот Солнце, что ещё дороже,
Ещё отраднее Земле!
Лишь стоит раз того увидеть,
Кто благоличием лучист
И духом плотен, как иридий[4],
И как алмаз, им твёрд и чист,
Душа чудесного коснётся,
Мир оправданьем одаря,
И в небесах её займётся
Багрянородная[5] заря!
И сам Александрийский ангел
Главу склоняет с высоты
Пред властью Русского Таланта
И тайны Русской Красоты!
Ранняя осень
Ах, какая ранняя осень!
Странно мне: холода холода
Сердце даже надежды не просит
Ветер мёртвые листья уносит,
Сам не зная зачем и куда.
Кратко, зыбко блаженство на свете,
Притворилась удачей беда
Жаль, не может осенний ветер
И меня, как вот листья эти,
Унести низачем, никуда
«Не слабостью твоей и не улыбкой»
Не слабостью твоей и не улыбкой,
И не игрой без страсти и без цели
Всё было лишь опять моей ошибкой
И странной вьюгой первых дней апреля.
Русская Звезда
Теперь со всех сторон, из всех пределов
Идёт на Русь монгольская орда.
И меркнет день, во тьме слабеет тело,
Но ты «гори, гори, моя Звезда!»
Среди менял, в разгаре римских оргий,
«Распни её!» Змей шепчет о Руси,
Но поднял уж копьё святой Георгий!
Мгновение и Змея поразит!
Хотите, за собою увлекая,
Вести нас гладким и кривым путём?!
В ад вашего игрушечного рая
Идите вы! Мы с вами не пойдём!
Идите все своей дорогой торной!
А мы пойдём за нашею Звездой!
Она Рублёва «Спас Нерукотворный»
Святит наш путь тернистый и прямой!
«Для тела изнурённого кровать»
Для тела изнурённого кровать
Ещё не гроб, но сходное созданье.
О, если б можно было так устать,
Чтобы лишиться силы на страданье.
Рука убийц безжалостна не столь,
Как хладные уста противной воли.
О, если б то была такая боль,
Чтоб потерять сознание от боли.
Не сразу, жаль, вонзилась шпага в грудь,
А позже в спину кортик откровенья.
О, если б можно было так уснуть,
Чтоб обрести не забытье забвенье.