Она пришла на премьеру в Дом кино, это было лет пять назад, еще до Петеньки. Какой тогда показывали фильм, она не помнит, потому что фильма-то и не видела. Дело в том, что перед сеансом она решила спуститься вниз, в кафетерий, попить соку. Обидно немножко подружка Соня не пришла, заболела, и одной Наташе было скучновато. В кафетерии она купила апельсиновый сок и присела за столик. Буквально через полминуты кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась:
Не возражаете, если я составлю вам компанию? на нее смотрели немолодые, но все равно красивые и ужасно знакомые глаза высокого, красиво седого, пожилого джентльмена, в руках которого дымилась чашка с кофе.
Конечно, пожалуйста, садитесь! и она улыбнулась, как умела только она.
Боже, какая у вас улыбка! И глаза! пожилой джентльмен, усаживаясь на стул рядом с Наташей, с восхищением смотрел на нее. Наташа чуть заметно покраснела и опустила глаза. А потом они разговорились. И выяснилось, что этот человек актер, много снимавшийся в 60-е годы, был очень популярен. Разумеется, Наташа знала его, знала этот знаменитый взгляд из-под пушистых ресниц, от которого млели в свое время все девицы и дамы. Наташа любила кино и часто смотрела старые фильмы, она знала Коленьку и помнила его роли.
Это потрясающе! Вы гениальный актер! Я вами восхищаюсь! она прижала руки к груди, и во все глаза смотрела на «звезду», которая печально качала головой и красиво курила сигареты «Мальборо».
Спасибо, деточка, спасибо, скорбно так отвечал он ей. Это приятно, что кто-то помнит нас, тех стариков.
Господи, какой же вы старик? воскликнула Наташа. Вы такой молодой!
И за это спасибо. Но нынче мы, артисты из того времени, чувствуем себя никому не нужными стариками. Нынешние деятели, ваши сверстники, нас и за людей-то не считают.
Что вы такое говорите! Наташа искренне недоумевала.
Да что есть, то и говорю. Эх! актер горестно взмахнул рукой. Сниматься не приглашают, да для нас даже сценариев-то нет, никто и писать не хочет! Вот сегодняшняя премьера. Что за фильм, что за артисты? Всё молодняк зеленый, весь из себя коммерческий, идущий в ногу со временем и «Сникерсом». Наше новое кино! А все старое на свалку, вместе с людьми.
Наташа могла бы поклясться, что в глазах актера блеснули слезы. Она почувствовала, как к горлу подкатил ком, и ей тоже захотелось заплакать. А он все продолжал говорить, и вскоре Наташа поняла, что ей совсем не хочется смотреть эту сегодняшнюю премьеру, ибо наверняка она увидит одну чернуху и пошлость, где места нет светлым чувствам и мыслям, а самое главное нет в этом кино старых артистов, тех самых, которые составляют «золотой фонд» нашего кинематографа. Что же хорошего и интересного можно там увидеть?
Это ужасно несправедливо! говорила она потом подруге Соне. Талантливых людей выбрасывают из жизни, как будто незаменимых на самом деле нет! А в результате что мы сейчас имеем? Какое искусство? Кто теперь у нас «звезды»? Их нет! Назови хоть одну! она горячилась, даже щеки раскраснелись.
Не преувеличивай! строго осаживала ее Соня. Что за старческие, маразматические речи?
Почему это маразматические? возмущалась Наташа. Вот тогда было кино.
Ага! О любви партии к народу, хихикала Соня.
Ну, не только. Было кино доброе, светлое, и артисты были ну просто замечательные и будто родные! Теперь такого даже близко нету. Одни «Сникерсы»!
Через два дня после знакомства в Доме кино Наташа и артист Николай Н., или просто Коленька, встретились у него дома, на «Войковской». Выпили сухого вина, снова поговорили о жизни и кино, а потом все и случилось. Он был нежен и немножко неловок, сентиментален и даже слегка плаксив.
Наташенька! всхлипывал он и обнимал ее за плечи. Ты такое существо, такая радость для меня на закате жизни. Я ведь, в сущности, так одинок
И снова комок жалости сдавливал Наташе горло. Она нежно гладила его красивую, седую голову и прижималась губами к его плохо побритой щеке.
На этот раз Коленька встретил Наташу в накинутом на плечи клетчатом пледе. Лицо его заросло щетиной, глаза слезились.
Ты нездоров, Коленька? испуганно воскликнула Наташа, сбрасывая свое яркое пальто.
Да, я нездоров, с гордым достоинством произнес тот. Я устал от этой жизни, я нездоров!