- Малыш, - сказал он, похлопав меня по плечу, - тебя желает видеть император сегодня в четыре часа.От этих слов комната пошла ходуном перед моими глазами, и мне пришлось ухватиться за край ломберного стола.- Что?! - воскликнул я. - Император?- Именно, - сказал он, улыбаясь моему изумлению.- Но ведь император не знает о моем существовании, полковник, - возразил я. - Как он может послать за мной?- Это меня тоже удивляет, - ответил Лассаль, покручивая ус. - Если ему понадобился храбрый рубака, зачем снисходить до одного из моих лейтенантов, когда у него есть полковники? Однако, - добавил он, еще раз хлопнув меня по плечу со свойственной ему веселой простотой, - у каждого в жизни есть свой счастливый случай. У меня уже был, иначе я бы не стал командиром Десятого гусарского. Вперед, мой мальчик, и пусть это будет первым шагом к тому, чтобы сменить кивер на треуголку!Было два часа, и он ушел, пообещав зайти попозже и проводить меня во дворец. Клянусь честью, не знаю, как я протянул это время! Какие только догадки не приходили мне в голову, зачем я понадобился императору! Я шагал взад и вперед по своей тесной комнатушке, горя от нетерпения. Иногда мне думалось, что он, вероятно, слыхал о пушках, которые мы захватили при Аустерлице; но ведь многие захватывали пушки при Аустерлице, и с тех пор прошло уже два года. Или, может, он хочет наградить меня за историю с адъютантом русского императора. Но тут я похолодел: а что, если он послал за мной, чтобы задать мне взбучку? К некоторым дуэлям он мог отнестись неблагосклонно, а в Париже со времени мира было два-три славных дельца.Но нет! Я вспомнил слова Лассаля. "Если ему понадобился храбрый рубака..." - сказал он.Очевидно, мой полковник чуял, чем дело пахнет. Должно быть, он знал, что меня ждет какое-то лестное поручение, иначе у него не хватило бы жестокости поздравлять меня. Сердце мое запрыгало от радости; я сел за письмо к матушке и написал ей, что в эту самую минуту меня ждет император, чтобы посоветоваться со мной об одном важном деле. И я улыбнулся: ведь это событие, казавшееся мне чудом, для моей матушки послужит еще одним доказательством того, что у императора есть здравый смысл.В половине четвертого я услышал лязгающий стук сабли о деревянные ступеньки моей лестницы. Это был Лассаль, а вместе с ним пришел какой-то хромой господин в строгой черной одежде с нарядным кружевным воротником и манжетами. Мы, военные, редко встречаемся со штатскими, но, клянусь богом, этот был не из тех, на кого можно не обращать внимания. Как только я увидел эти мигающие глаза, комичный вздернутый нос и прямой, резко очерченный рот, я понял, что стою перед единственным человеком во Франции, с котором считается сам император.- Мсье де Талейран, это мсье Этьен Жерар, - сказал Лассаль.Я отдал честь, и государственный муж окинул меня от плюмажа на кивере до колесиков моих шпор взглядом, царапнувшим меня, как острие рапиры.- Вы уже объяснили лейтенанту, зачем его вызывает император? - спросил он резким, скрипучим голосом.Эти двое представляли собою такой контраст, что я невольно переводил взгляд с одного на другого - черный, хитрый политик и рослый небесно-голубой гусар, который одной рукой упирался в бедро, другую положил на эфес сабли. Каждый сел на стул - Талейран бесшумно, Лассаль со стуком и звоном, как боевой конь на скаку.- Дело вот в чем, юноша, - сказал он со своей обычной грубоватостью. Нынче утром я был у императора в его личном кабинете, когда ему принесли письмо. Он вскрыл его и вдруг так вздрогнул, что письмо полетело на пол. Я поднял его и передал императору, но он застывшим взглядом уставился в стену, словно увидел привидение. "Fratelli dell` Ajaccio1", - пробормотал он, и снова: "Fratelli dell` Ajaccio".