Назвать ее глупой, как женщину, тоже нельзя было: её жизнь ничем особенным не была отмечена. Впрочем, этот термин имеет столь многослойное значение, что применить его можно было не только к Галине Васильевне, но практически к каждому человеку, отличающемуся не совсем обычными поступками.
По общему мнению, Галине Васильевне, давно разведенной и бездетной, вполне можно было позволить вести себя не особенно строго, да что там, куда веселее могла бы она жить. Но жила она спокойно, так что и за манеру жить никто назвать её глупой всё-таки не мог. Хотя она имела, по общему мнению, полное право не делать многое из того, что делала совершенно добровольно. Галина Васильевна как-то не озаботилась эти мнения не то, что услышать, но и учитывать, почему и вела себя, как Бог на душу положит. Делала, не заботясь, что о ней люди скажут, то, что считала необходимым и правильным делать.
Не то, чтобы её не заботило, какой она выглядит в плазах людей, нет, просто, имея на руках «забытого» у неё первым мужем (кому бывшая жена оставила ребёнка и исчезла к неизвестном направлении) сынишку, будучи обязанной успевать везде и всюду: за отца и мать чужого, по сути, дитяти, вместо канувших неведомо куда родителей, за работника, да и оставаясь дочерью довольно пожилых родителей, она могла бы от всех этих хомутов легко избавиться. А, освободившись, вполне себе позволить то самое лёгкое поведение, которое якобы неизбежно для таких женщин, как она, лишь умозрительно.
Нельзя было назвать её глупой и потому, что разведенная. Ни потому, что не обладала никакими особенными талантами ни особым в чём-то мастерством, ни какими-то недюжинными способностями, ни даже красотой особой она не отличалась и её было очень удобно использовать в качестве образца среднестатистической женщины. Ни красивой не была, ни уродливой, ни гениальной, ни тупой везде и во всём золотая середина, которая никогда к себе не привлекает пустых взоров.
Правда, иногда что-то странное вдруг загоралось в её глазах, в глубине зрачков её не то серых, не то светло-синих глаз и пронзительно сияло на всё встречаемое, превращая её обычно серое, заурядное лицо в нечто манящее и загадочное. Тогда на неё оглядывались не только абсолютно все мужчины, вдруг понимавшие, что у этой женщины, которой ещё минуту назад, при попытке определить возраст, можно было дать и двадцать лет, и тридцать пять, но и женщины, с изумлением обнаруживавшие, что у них, прямо под боком, есть такая красавица, мимо которой ни один принц не пройдёт. То есть такая конкурентка, которой они ещё час назад совершенно не опасались, во внимание не принимали. Потому что у Гали становились волшебно прекрасными не только черты лица, не только волосы становились такими, что к ним невольно тянулась всякая рука погладить, не только возраст совершенно терял всякое значение, но исчезало и всякое сомнение в том, что ей назначено было стать кем-то куда большим, чем занятое ею положение, которое назначила ей реальность: стерев краски с её лица, смазав чёткие рисунки с её облика, так что хочется попробовать угадать, каким же всё-таки есть настоящее предназначение этой такой постоянно невзрачной особы.
Но это бывало редко Очень редко. И для неё самой настолько неожиданно, что только по вдруг изменявшемуся поведению окружающих она понимала это в себе изменение. Галина пыталась понять, что это, откуда, как возникает Вспоминая, сопоставляя, анализируя, она пришла к выводу, что это ярчайшая иллюстрация закона о переходе количества в качество. Когда шла полоса удач и одно за другим случалась хорошие события, у неё, мало-помалу, день за днём улучшалось настроение, а потом что-то случалось с душой. И в какое-то мгновение она, от какого-то микроскопического, ею самой не осознанного и не отмеченного, повода становилась непостижимо загадочной, мимо которой совершенно невозможно пройти.
Нужно признать, конечно, что конкретных событий должно было случиться или много мелких достаточно длительное время или несколько крупных. Притом неважно, в чём именно они заключались: неожиданная премия равнялась прекрасному солнечному дню, неожиданно подаренному букету, удачной покупке, завершению рабочего задания и так далее. Что самое смешное, цветы ей дарили не тогда, когда она в этом нуждалась, а тогда, когда она и так уже была счастлива.
Имея такие возможности во времена свечения охмурить кого угодно, она ни в один из этих периодов так и не завела себе никого. Из страстно желающих и желание это облекавших во вполне конкретные действия вот что самое странное! Ну, как её дурой не назвать? Правда, Галина Васильевна вращалась в среде инженерно-научной, так что и тут её дурой назвать вряд ли было бы верно. Слово это здесь использовалось только когда, когда сотрудники яростно воздевали руки горé, страстно возмущаясь очередным поступком Галины Васильевны из разряда тех, что ни в какие ворота