Слушая тёзку-журналиста, Саша тогда даже восхитился боями, разгорающимися на каждой так называемой летучке, то есть рабочем совещании о планах ближайших номеров. А уж на планерке, где в роли бойцов выступают зав-отделами, вырывающие друг у друга первые места по выполнению газетных норм и качеству, то есть количеству выполнения этих норм: от места и размера зависел не только размер премий, но даже и гонораров. Коррида утрётся!
Но что его тогда особенно восхитило, так это то, что должность корра, оказывается, весьма доходна. Имелась в виду вовсе не высокая зарплата опытного и способного журналиста. Воистину похвалы достойна была описанная Сашей-корром простота и виртуозность обработки будущих героев. Являешься ангелом небесным на любое предприятие и начинаешь со страдальческим видом анализировать недостатки а у кого их нет? всем своим скорбным поведением показывая, что не обличить подобные беспорядки выше сил твоих. В общем, предварительно тратится час времени, чтоб выяснить детали за бутылочкой пива с вышедшими со смены работягами, за молчание о которых кое-кто из начальников готов душу продать и Душа его тебе ни к чему, её на хлеб не намажешь, но на кое-что другое ты соглашаешься, да и то единственно из человеческого милосердия и всё разумеющего понимания, что не ошибается только тот, кто ничего не делает. (Стоит ли добавлять, что и тот, кто владеет своим делом в совершенстве?)
Саша-корр, между прочим, почерпнул это весьма полезное и выгодное знание не у кого иного, как у звезды журналистики, чьими статьями зачитывалась вся страна. Причём на попытки Саши возразить, на яростные вопли, что это просто клевета, корр легко и с ярчайшими фактами в руках в один миг доказал, что говорит чистейшую правду. Теперь Саша ещё шире ухмыльнулся, вспомнив, с каким почтением и сам прежде склонял при встречах с журналистами голову: прямо как подданный при виде короля. А мог бы собственную шею и не утруждать
Боже, всё просто, как лом! Саше-корру ужасно нравилось то внимание, с каким его слушали, и, вознаграждая за него своего неповторимого и очень внимательного, прямо глаз с корра не сводившего, слушателя, он вдался в такие подробности, что у бедного тёзки сердце похолодело.
Потому, собственно, последней каплей стал рассказ, которым Саша-корр, вне сомнения, искренне хотел развеселить, насмешить описаниями лютой драки, неизменно разгоравшейся возле распределения разных дефицитов, которые, по действительно смешным ценам, привозили прямо в редакцию все те, кого похвалили или кого не отругали перед всем честным миром. И как каждый раз после этого все сотрудники разлетались в максимально дальние командировки, укрепляя связь с действительностью. А вернувшись, отгуляв праздники и отболев после этого широчайшего гуляния, писали очень моральные материалы, так и звавшие к чистоте, благородству и порядочности всех, кто не имеет к СМИ совершенно никакого отношения. Что вовсе не мешало этим моралистам превращать очередную летучку в очередное варфоломеевское утро.
Выхода не было. Или он его не видел. Да и искать больше не хотел. Не верил он больше ни в какие выходы.
Похоже было, что и на том свете, если только он вообще есть, все продаётся и покупается, так зачем менять шило на мыло? И то, и это одинаково несъедобно.
Вот только что делать ему со своими способностями, которые он поначалу трактовал, как очень сильную интуицию, которая, как известно, базируется на интеллекте, склонном к аналитике.
***
Да и у Славика было что добавить существенного к этому печальному монологу.
Этот мир так основательно стар, что каждому только кажется: вот моя история первая такая! Впрочем, Славик был ещё слишком мал, чтоб думать так сложно. Славику было от роду пять лет, но случилась авария и остались двое детей сиротами. Брату тогда было всего семнадцать и одна Вячеславу осталась дорога: детдом. А потом интернат.
Как все детдомовцы, Славик «домашняков» ненавидел: завидовал им люто. У них хоть кто-то был. Потому что своего брата он потерял (или его потерял брат) и Славик остался в этом мире в полном одиночестве.
Он решил твёрдо: вырастет и сразу женится. И только на «домашнячке», чтобы родни было много и всякой, и детей у них будет куча большая-пребольшая. Во-первых, у каждого непременно должны быть братья и сёстры, а во-вторых, тогда жена, если они не сойдутся характерами, его не бросит, но до такого он додумался лишь лет в десять.