И, однако, всё чаще там, впереди, куда идёт народ хаабиру [1], на фоне чёрного неба возникают неясные вспышки света, очень яркие. И странно гудит земля, и слышится неясный шум.
В пустыне всё-таки многое идёт не так, как обычно.
Жёлтое око пустыни уже который день всматривается в странную пару людей, пересекающих её обычно безлюдное, ныне более заселенное пространство. Следят за ней горы из песчаника и скалы из камней, смешанные в пустыню.
Не скрываясь, идёт и едет народ, и очевидно, что единственное желание, охватившее всех без исключения людей, хаабиру, покидающих страну своего рабства, покинуть и пустыню как можно скорей. И это единственное желание самой пустыни: пусть уходят.
А вот эти двое хотят другого: быть вечно на краю людского стана, не сливаясь с ним. Пусть бы шли они, люди, и эти двое вослед им, вечно. Ненависть не остынет, и месть будет сладкой.
Один из этой пары, он взрослый, мужчина. Мальчик, которого он таскает на спине, тот лет пяти, не больше. И веса у него нет почти, и сил.
Отец почему-то не видит, как медленно угасает жизнь ребенка, которого таскает он с собой. Не видит бледности мальчика, не видит истощения. Впрочем, ребёнок закутан днём и ночью, ночью от холода, днём от солнца. Может, потому не различает отец грозных признаков стоящей на пороге смерти?
Он и сам похож на высохшую мумию. Он и сам почти не ест, не пьёт. Но ему это не важно. Он идёт по следу стана, он рыщет, как хищник, вдыхая жар пустыни
Есть ещё двое гостей, которых узнает пустыня в лицо. Ночь за ночью лезут они на скалы, обследуя каждую впадину, каждую дыру в каменистой части, потом идут по песчанику, месят ногами песок и катают камни. Странно видеть эти поиски: зачем они? Что же, кроме песка и камня, можно найти в этих пределах?
С десяток воинов охраняют этих двоих, но воины меняются, а эти двое с факелами возглавляют маленький отряд каждую ночь.
Обычно затихает стан, успокаиваются люди, замолкают животные. К шатру, где обретается старший из двоих, подходит подчинённый, и зовёт тихонько:
Мозе, я тут. Все готовы, идём.
Тот, которого зовут Мозе, выходит из шатра, вздыхая и потягиваясь.
Сегодня мы найдём его, Аарон, говорит он. Сегодня обязательно найдём. Стоят ли воины вокруг стана? Настороже ли они? Ты предупредил ли их, что сон может стать причиной смерти и их самих, и их близких?
Я предупредил. Только они и сами знают, Мозе, вздыхает Аарон в ответ. Они и сами хотят жить. Вот говорю я тебе: не человек это. Вот ты, ты же учён, и понимаешь в этом больше моего. Я-то простой воин, Мозе, а ты учён. Скажи, что знаешь ты о демонах пустыни? Какой выкуп надо отдать мне за народ мой, чтоб не погибали люди? Что пожертвовать мне, чтобы пустыня оставила нас своей злобой!
Странно слышать разговоры эти пустыне. Она не злобна вовсе, она не добра. Она просто живёт той жизнью, что судил ей Бог. Зачем ей, пустыне, демоны; довольно жары и жажды, довольно голода, нет иных демонов для всего живого в пустыне. Демоны придуманы людьми, а пустыня просто живёт своей жизнью. Пустыня рассмеялась бы Аарону в лицо, когда б могла. Но это не её удел. Она молчит.
Аарон, споткнувшись об острый камень, поранил себе ногу, и сквернословит, и морщится; ни в чём не повинный камень, который он пнул со злости, с силой бьёт по щиколотке другого воина. Так бьёт, что бедняга валится с ног и стонет
Пустыня смеялась бы, когда бы умела, и вторила бы ей ночь, окутавшая мглой округу, смеялись бы звёзды, что вышли на небосвод для общего блага: посветить немножко
Но они молчаливы и безгласны: и крик, и жалоба, и стон, и радость, то не их удел. И демоны, и страсти, всё это для человека; для пустыни, звёзд и неба молчание.
Сегодня ночью, и пустыня знает это, они и впрямь могут найти нечто иное, не песок и не камни из тех, что щедро рассыпала она на пути.
Тот, который отец ребёнка, сегодня вдруг почувствовал свою усталость. Много дней подряд проливал он кровь, и поначалу ему давалась радость мести. Ныне он пресытился. Не то чтобы раскаялся, но и убивать больше не хотел. Только не знал, а что же делать, если не убивать. Чем же боль, ту, что в груди, заглушить. Он не видел выхода. Вот если идти по пятам, преследовать, убивать, это понятно. Это какое-то занятие, а без него?
Когда человек устал, он допускает ошибки. Ошибкой было оставлять своё дитя в ближней к стану пещере. Но он оставил. И если тот, которого зовут Мозе, сегодня будет таким же, как всегда, упорным и дотошным, то он найдет.