Бабушка специально попросила для меня место у окна. Она знала, что я люблю наблюдать из самолета за всем, происходящим за бортом. Знала, что меня приводят в восторг бесконечные секвенции облаков то розовых, то голубых, то дымно-серых. Садились мы уже когда было темно. Маленький самолетик трясло и шатало, потому что над Флоренцией был сильный ветер. Швед, до этого читавший, отложил книгу и перекрестился. Но мне не было ни до чего дела я разглядывала внизу огни Флоренции. «Нет ничего красивее ночного города с самолета, особенно если он лежит у моря», думала я про себя, привыкшая к частым посадкам в Анталии. Но здесь никакого моря не было, вернее, было в часе езды отсюда, как мы потом узнали.
Когда я вышла из самолета, теплый воздух, пахнущий цветами, окружил меня, нежно защекотал ноздри и влился в легкие. Я остановилась, пораженная. Я думала, что это просто такая фраза: «В воздухе были разлиты ароматы цветов». Оказалось, что это реальность, как и многое другое чудесное, с чем предстояло встретиться впоследствии. Пока же реальностью была очередь к такси, которая, к счастью, быстро рассосалась. Мы ехали по ночной Флоренции, сначала современной, с высотками, как у нас, а затем влились в лабиринт узких улиц. На них галдела разноязыкая толпа, чувствовалось, что людям хорошо и весело в этом городе. Мне захотелось к ним, но я знала, что мы с бабушкой не будем ни при каких обстоятельствах разгуливать по улицам хоть флорентийским, хоть римским, хоть московским в такое время. И на миг я пожалела, что приехала во Флоренцию в ее компании, хотя тут же устыдилась этой мысли. Бабушка жадно вглядывалась в полутемные улицы, на ее лице горело нетерпение, оно все так и вытянулось, и без того тонкий нос еще более заострился. Было видно, несмотря на все ее воодушевление, как она устала. «Ничего-ничего, Ирочка, сейчас выспимся, отдохнем, а завтра»
III.
Завтра началось чудесно: я проснулась в маленькой комнате, через узкую прорезь в тяжелых занавесках светило солнце. Не наше скромное, как бы украдкой заходящее в дом, а настойчивое флорентийское солнце-вырвиглаз. Захотелось вскочить и раздернуть шторы, впустить его еще больше, подставить ему все, что есть, руки, ноги, голову, купаться и нежиться в нем. Но я только потянулась и посмотрела на соседнюю кровать: бабушки не было. Из ванной неслись звуки аккуратных движений чтобы не разбудить меня.
Через минуту бабушка вышла из ванной, уже накрашенная и причесанная.
Вставай, Ирочка, мы же идем в Уффици!
В устах бабушки это прозвучало как минимум как «Мы идем на прием к английской королеве». Я быстро спрыгнула с кровати и побежала в ванную к королеве, так к королеве!
За завтраком мы, правда, насладились сперва пищей вполне материальной, потому что съели по два чудесных хрустящих круассана и выпили по две чашки каппуччино. А потом пошли через солнечный город к Уффици, благо, что идти было недалеко немного пройти по Кальцайуоли и пересечь площадь Синьории.
Когды мы вышли на нее, то первое, что меня поразило, это небо, необыкновенной глубины и яркости и вонзавшаяся в это небо высокая башня с зубцами. Тесная по российским меркам площадь была буквально забита статуями, фонтанами, ну, и, конечно, людьми. Высокая и обширная лождия справа вообще была перенаселена, в основном, мраморными персонажами. На их фоне выгодно выделялась бронзовая зеленоватая статуя.
Бабушка, кто это?
Это знаменитый «Персей» Бенвенуто Челлини.
И чем это он так знаменит?
А тем, что это одна из самых совершенных статуй шестнадцатого века и что на работу над ней ушло десять лет.
Десять лет? Ничего себе.
Я всмотрелась в статую повнимательнее. Мне захотелось обозреть ее со всех сторон, и мы с бабушкой, кивнув по-дружески двум львам по бокам от лестницы, протиснулись к Персею через многочисленный народ. Он гордо сиял своими великолепными ягодицами.
Посмотри, Ирочка, что видишь?
Бабушка, ну что вижу? Попу Персея.
Да нет, смотри выше, туда, где голова, затылок.
И тут мне открылось, что на затылке Персея, оказывается, тоже лицо старое, с бородой, с глубокими морщинами.
Ой, а кто это, ба?
Это Бенвенуто Челлини собственной персоной. Такой вот автограф, кроме подписи на перевязи Персея.
С лоджии было хорошо видно суровое здание слева палаццо Веккьо и чуть менее суровое справа галерея Уффици, а между ними был небольшой перешеек, мостик.