Итак, Кариеномен был свят для меня, хотя я думал, что он тот еще Яхалафа, о котором вы узнаете чуть позже, и что нет иного имени, кроме меня, кроме него, говорил Бог, и что нет иного творения, кроме как Иисус Христос, которое прославляет его имение и трудиться в его винограднике, как ленивый сын, который сперва отказался пойти служить своему Небесному Отцу, а потом согласился. И то, скрепя сердце и свершив ошибки, о которых до сих пор не знает. Это и впиться в молоко своей матери, причем прямо из груди. И это в девять то лет? «Так нельзя», подумали капитаны и подумали Библию, что это святая икона, и что смотреть надо осторожно на это порнографическое изображение, сидящее на престоле сосуда гнева Божьего и вяло посасывающего грудь своей матери! Это же в девять лет!!! Это ж по волосам видно! Ему б еще виски дали И сигарету.
«Я, Бог Израиля, только смотрел на это и посматривал по сторонам, чтобы их шутку ненароком не напечатали в газете и не сделали достопримечательностью истории, как это бывало ранее со всему известными капитанами, вроде как с капитаном Бладом, о котором говорил Моторхеад в своем сердце: почитай его! Это великолепные книги!
И я смеялся, пока он нес бред про бесов, которые ему мешали думать и о том, что никогда не будет того, что будет описано в Библии снова, но уже новым переводчиком, и что с Новой Библией будет понятней то, что о ней говорится выше: она книга для святых, и что свят тот человек, кто выкинет его в море, не разбираюсь в том, что в ней написал тот пьяный священный человек, что писал Библию. Так говорили советские ученые, а не просто я.»
И так было всегда, когда он говорил со мной о книге, в которой я не понимал ни черта, хоть и почитывал ее ежечасно. И капитан Блад был намного круче Откровения, хоть там говорилось иначе
Христос ему имя, продолжил он разговор, хоть мне было интересно совсем другое, а именно то, что с ним случилось, что он заговорил об отчете Всевышним и что он такое себе на уме припрятал, и почему я должен быть в этом, как его, отчете
И Малевича мы бы посмотрели дальше, но меня остановил и продолжил дальше свой неутомимый рассказ.
Мы плыли на моей паруснистой лодочке и я стал управлять ею, как заправский капитан своим гребанным судном.
Я общался с Малевичем давно и вот, что меня в нем привлекло. Надо утомимо писать рассказ, и я не знаю, о чем начать. Это и то, что он тайный гей, судя по тому, что я о нем наслышан, и то, я капитан бригантины тихого флота, и торгую мясистым волокном. Мне денег доставалось немало, но это другой рассказик, который требует времени, а я курю чубук и мне некогда ставить вам оценки за память, я пошел спать.
Утром свиделись мы с капитаном, и он был бухой в зюзю, рассказывая свои истории, он описывал невероятные похождения бригантины, на которой он когда то плавал, когда собирал мясистое волокно, которое было и табаком и чаем одновременно.
Это был хороший никотин, шипя сквозь зубы, протрезвел он, прочитав наше написанное с владельцем всех суден мира. «Ну, этого не будет», подумал и убрался спать тоже налитый солнцелитием света.
Нам не будить его, сказал градиентатор Времени и стал магировать комплекс. Я спросил бы его, но он лишь отмахнулся, и начал смотреть в эту громадную штуковину, в которой вращалась снежинка, наполненная опиумом, как он мне сказал тихонько на ухо.
Его курят и пьют, процедил он сквозь зубы. и тебе его не надо. Наполнят полную рюмку, примерно через пятьдесят лет, ты его выпьешь, и тебя вытошнит на ковер. Дорогой ковер, надо сказать. Это Солнцелитие Света. А о чем сказал он, я не знаю. Заканчиваем книгу. Он благодарный, но вечно подвыпивший капитан, который хотел тебя приручить и сделать опытным боцманом. В плане, не тот, над которым проводят опыты (хотя это тоже было), а тем, который много знает и умеет
Я вернулся, мигом протрезвел тот, и дал мне затрещину, чтобы я написал о нем замечательную книгу. И дал мне курительную трубку, сказав, что теперь все можно, и все возможно, и что я писал бы побыстрее, пока я пьян и заслуживаю наказания писать три дня о его замечательной книге в газету, что есть Правда, и дал наводку на компас. Там кружилась магическая пружинка и давала наводку на Север. И я стал есть табак, приправленный солью, чтобы Солнцелитие Света состоялось.. Это был древний обряд, закружился он в обряде, и в обряде вырос, вот теперь и магирует. Опытный капитан, надо сказать. В двадцать пять лет он стал капитаном Советского флота и теперь вот магирует, глядя на компас и жуя взащелку табак, припыхивая своей красочной трубкой из дорогого бриара. А я своего не очень дорого ореха.