Князю Н. Трубецкому
Тумана клочья леденят с Невы,
светило декабря седою мглой закрыто,
а в космосе безмолвной синевы
царь россиян зовёт на путь великий.
И памятник царю как роковой рубеж,
где преступить решили все невзгоды,
тугим квадратом встали для надежд,
желая перемен под знаменем свободы.
А роты, батальоны шли и шли,
минуты площадей раскачивая судьбы,
что думал князь, когда команда: «Пли!»
остановила жизнь свинцовой пулей?
Ты сделал выбор, непонятный всем,
и царской волей сосланный в рудник,
но жизнь борца не отвечает тем,
кто в час борьбы изменит хоть на миг.
Мы знаем, князь, ты захотел свобод,
но силы духа оказалось мало,
она и цену высоко берёт,
ведь за неё бороться путь кровавый..
На Сенатской
На Сенатской и кровь и туман,
правда времени заблудилась,
но державной рукой великан
распростёр свою волю, как милость.
А тогда, в лихом декабре,
небо скупо слезу обронило,
ровным строем застыли в карЕ
те, в ком счастье мечтою застыло.
Ранним утром, заветной мечтой,
они время заставили течь,
Конституцию ждали душой,
а в ответ получили картечь.
Власть не терпит борцов,
излучающих свет,
и не знает пощады и чести,
и кто лёг в декабре, сказали ей: «Нет!»,
призывая бороться всем вместе.
Летний сад
Холодный свет растаял без следа
под солнечным теплом
полдневного светила
в глазах твоих вся радость, что судьба
нас в том саду навек соединила.
Деревья стынут в холоде снегов,
а души согреваются надеждой,
что Летний сад избавит от следов
минувших лет изношенной одежды.
Я верю в красоту его миров,
что сердце заставляют встрепенуться,
и электричеством от вещих снов
твой образ попрошу вернуться.
У сфинкса
Могучим телом попирая лёд,
владыка Нила смотрит на Неву,
где волею судьбы преодолел полёт
от жарких берегов до Балтики во льду.
Хранитель древностей и тайн веков,
он Северной Пальмиры стал дозорным,
неся в глазах признания богов,
и таинству судьбы не стал покорным.
И, пережив лихие времена,
смещая лики судеб во вселенной
он сохранил надежду на века,
немой свидетель, избежавший тлена.
И взор его, зовущий на Восток,
гласит о твёрдости и созиданье слуха,
взывая к тем, кто потерял исток
всей жизни, совести и чести духа.
Как много надо жить
Полёт руки,
движенье пальцев чутких,
как много надо жить
и чувствовать душой
и песни ангелов,
в которых жизнь минутой,
блеснёт острее бритвы палашом.
Пронизаны ветрами параллелей,
и болью жизни песни о тоске,
по радости и женщине в аллеях,
что видел он на стороне своей.
И звуками, рождёнными душою,
он пел счастливый, то, чего хотел
всей родине, что почитал святою,
которую никто отнять не смел..
Я в сумерках внимаю музе,
и удивляюсь вечной красоте,
труда титана песенного чуда,
рождённого на свете для людей
Но в славе не нуждаясь вечной,
она за ним бежала по пятам,
и, не желая выглядеть беспечным,
весь свой талант он подарил богам.
Нам бы песни Вертинского петь
Я кабацкий не жду ураган,
и не буду ни пьяным, ни сложным,
и никто не найдёт мне изъян
в жизни строгой до мути и дрожи.
Нам бы песни Вертинского петь,
содрогаясь под тяжестью века,
и никто не посмеет согреть
рук красивых под танцами света.
Мы запомним его красоту
звуков, речи, что в песнях отлиты,
и не надо хвалить наготу,
ту, что совестью напрочь убита.
Он вернулся, как праздник весны,
подарив людям свет и надежду,
его песни без теней тоски
одевали на душу одежды.