Просят рассказать о НЭПе и о реконструктивном периоде. А я начну вспоминать эшелоны с детьми и женщинами где попадался и сам кулак, не всегда схожий с рисунками Черемных; начну вспоминать развёрстку и восстания от Тамбова и по всем местам, замену её продналогом, выращивание культурных хозяев которых ободрил всесоюзный староста М. И. Калинин, ратовавший за многополье. Может, вспомню и ободряющие голоса Бухарина и Рыкова: «Обогащайтесь, обогащая землю», и их намерения «накормить Россию пирогами». На фоне этого раскулачивание и раскоммунивание будет звучать диссонансом.
Меня просят рассказать о Великой Отечественной войне. Кажись, уж тут-то можно говорить и говорить о МАССОВОМ героизме, а мне хочется рассказать о жертвах, о генералах, бросавших людей (если солдат считать людьми, а не «карандашами» и численным составом). Рассказать о политотделах, об ОО2 (так же отмечается уборная) и рассказать не вообще, а как о персонажах имеющих звание, имя и фамилию. Беседы, статьи и призывы, утверждённые, а потому негибкие, расходились с окружающим бытом и поступками этих проводников идей, которые обильно забрызгивались грязью своих неисчислимых действий.
Трудно будет разглядеть воспалёнными от едкого тумана лжи глазами благородный образ генерала Вольского, Обухова, Спирина, а пуще того благородный образ Тимошенко, руководившего самой непопулярной (чтобы не сказать большего) войной с Финляндией, население которой в то время равнялось населению Ленинграда. Войной, унесшей пять миллионов человеческих (солдатских) жизней.
Как предостережение на будущее хочется рассказать о том, как эта высокопоставленная глупость, скатываясь вниз, обрастала ещё большей глупостью, пропитанной людской (солдат и населения) кровью. Невыполнение угрожало штрафняком или просто вышаком, выполнять приходилось «рассудку вопреки, наперекор стихиям» (они во внимание не принимались), а руководящее выполнение (требовавшее пополнения) отмечалось повышением в звании и наградами пропорционально званиям.
Правда, глазами, воспалёнными от грязи, можно было рассмотреть генерала Пошкуса3, майора Гоциридзе4, Дорошкевича, но я не смогу ответить на вопрос: «Где они?». Как не смогу ответить на вопрос: «Где же твой прославленный 3-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус?».
Я живу в глуши, оторванный от семьи и друзей, оторванный от возможности нарезать хлеб без особого напряжения, купить сигареты, чай и сырки мой повседневный рацион, оторванный от ванны или чего-нибудь для чистоты тела. Исправившись5 сохранил потребности и привык умываться желчью в крайнем случае. Смирился с грязью. О чистоте души приходится тем более беспокоиться ещё меньше. Я не краду, не пью, но для того чтобы иметь тепло и самое необходимое, я покупаю украденное и удовлетворяю потребность этих людей в пьянстве.
От грязи порой зудит тело, а более того зудит душа.
Но такова жизнь.
Конечно, берёт досада от такого образа жизни. И берёт досада, что за такой образ жизни заплачено очень, слишком, чересчур дорого.
Я не собираюсь ворошить пласты истории. От этой курвы никогда не добьёшься правды. Не буду оперировать статистикой государственного масштаба, она врёт не хуже истории. Буду писать только о том, что заплатила за этот образ жизни моя семья, а главным образом я сам.
Меня просят рассказать об условиях мест, в которых я провел третью часть своей продолжительной жизни. Кажется, здесь следовало бы
Выпить русского настоя,
помянуть такую мать
и начать перед толпою
рожи мерзкие писать.
Но это значит, что я должен отразить в сферических зеркалах6 моего друга Х., человека аналитического ума и дедуктивного мышления, кандидата в президенты Литвы, а также лечившей меня Шимканис7, и многих других.
Меня могут спросить о моём исправлении под эгидой (ферулой) Александра Александровича, Владимира Георгиевича, Булата Базарбаевича по методу Юрия Владимировича от которого идут всякие Марии Алексеевны, Келгатины, Пикулины, Вельмакины до Панкина8 включительно.
Да исправился.
Я уже не грызу папки и метёлки, как Бим, а стараюсь избежать ударов, усердных не по разуму и чести дрессировщиков.