Голубое лазурное небо, по-зимнему холодное, и одновременно, так притягательное, мягко ложилось на заснеженные верхушки гор. Их края, подсвеченные и искрившиеся, под действием яркого солнца, светившего откуда-то издалека, казались огоньками в ночи, так же согревающими взгляд, и так притягательными, что глаз нельзя было отвести. Спускаясь медленно глазами вниз по склону, перед взором встают массивные горы, покрытые сплошь снегом, и казавшиеся издалека воздушными замками, возведенными невиданными мастерами. На протяжении сотен лет они рукотворно вытачивали камушек за камушком, нанося все новые и новые штрихи, постоянно пополняя удивительную красоту этих мест. Эти замки не тянулись бесконечно и чуть ниже по склону уступали место, хвойным деревьям, где каждое дерево пережило не одно поколение людей, не переставая всю жизнь стремиться ввысь. Эти леса, тянувшиеся вплоть до самых низин, напомнили друзьям, прежде всего родные края, семьи, и тех, кто надеется и ждет их возвращения. Куда ни глянь, друзьям всюду мерещились знакомые холмы, низины, вершины гор и даже сам воздух напоминал им о доме. Места и вправду были очень схожи с их родными. Те же леса, т живность, населяющая их, похожий аромат горного воздуху.
Но от более острого зрения Усену, не смогли скрыться и различия, которые при пристальном наблюдении, оказались больше, чем схожестей. Во-первых, сама высота гор, и хребтов, тянувшихся до горизонта, была в два, а то и в три раза, ниже высоты гор его родных мест. Потому что для данной складчатости, крайне нехарактерны высоты Алтайских гор. Во-вторых, сама форма хребтов и гор, крайне отличалась от Алтайских. Все горы здесь имели в основном пологие склоны, и округлые шапки, нежели остроконечные горы Алтая, с большим количеством острых скал, резких пропастей и расщелин. Да и сам воздух был здесь каким-то более влажным, нежели горный сухой воздух Алтая.
Но все же все эти различия, и сопоставления, не помешали Усену зачароваться сим пейзажем, и даже умиленно вздохнуть вслух.
Дав немного времени друзьям, чтобы они отошли от увиденного, Хэн одернув одного за другим, повел их дальше. На этот раз не ускоряясь, преследуя две цели: не подвергать опасности своих путников, и вторая, дать им возможность все как следует рассмотреть, и как можно скорее адаптировать их к новой местности. Хотя и удивленные и восторженные взоры друзей, не остались без реакции Хэна, который, то и дело оборачивался на них, не скрывая свою улыбку. Он, явно привыкший к здешним красотам, больше дивился их удивлению и непосредственной радости, чем окружающим его пейзажем, как будто первое было для него важнее.
Продолжая так путь, на протяжении нескольких часов, Хэн вскоре сделал небольшой привал, перед марш-броском. Встретив это решение с явным удовлетворением, друзей потянуло на разговоры. Без умолку они стали делиться друг с другом своими впечатлениями от увиденного, делая догадки, что они еще могут увидеть и узнать впереди. А после быстролетного перекуса, к Яхси вернулось его чувство юмора, и снова он стал натягивать лук сатиры, целясь прежде всего в Хэна. Который, на удивление друзей от чего-то погрустнел, и немного нахмурился.
Когда спустя несколько минут после перекуса, он снова поднял всех в дорогу, друзья заметили, отчего, может быть, он поменялся в лице. Небо сплошь до горизонта заволокло серыми свинцовыми тучами. Но особо переживать от нехватки солнечного света, им долго не пришлось, так как Хэн вскоре начал убыстряться, переходя на бег. Друзьям, чтобы не отстать, пришлось поднажать.
IX Ревность
Вскоре друзья почувствовали, что вслед за солнцем начала исчезать и их веселость. Под тяжестью свинцовых серых туч, опускавшихся все ниже и ниже, приближающихся к земле, из них словно выдавливало все положительное, что еще недавно так помогало им в пути. И на место этих чувств выползала наружу серая, гнетущая тоска, за считанные минуты, охватившая всех без исключения друзей, и каждого по-своему.
Яхси, например, ощутил сильный прилив нестерпимой злости на всех, кто его окружал, в особенности на Хэна. Усену, Риша и Хис, съедала нестерпимая тоска по дому, боль утраты своего места в жизни. Усса печаль ударила в ахиллесову пяту надежду отыскать любимую, и начали грызть отчаяние и грусть. Плюс ко всему этому, к серому облаку, закрывшему свет друзьям, воздух вдруг стал невыносимо тяжел и сыр, и дышать им, приходилось с трудом. Только Хэн, с виду казался невозмутимым и непоколебимым. Друзья чахли на глазах, слабели их лапы, мутился разум. Все большую власть обретало над каждым серое облако, проникая вглубь их душ, ища там потаенные страхи, и приобретая при помощи них, все больший контроль над ними.