Яхси, прояви хоть каплю совести. Да, мы его не знаем, но он единственный кто помог нам, и он не кажется плохим, подхватила Хис.
Помог и хватит, дальше сами справимся!
Сами?! не выдержал Усену, который почти отошел от всего происходящего, и которого слова Яхси, разожгли еще больше.
И это говоришь ты после того, как бросил нас?!
Я?!
Да, ты?!
Я не бросал! Просто ушел, а когда вернулся, вас уже не было.
А-а-а, значит, это мы виноваты, что не подождали?!
Не все вы! А только ты! Своей дуростью, ты вывел меня из себя, перешел на повышенный тон Яхси.
Оба стали приближаться, пожирая друг друга глазами.
Чем?
Своей напыщенностью!
Я хоть не бросаю друзей в час опасности, как некоторые трус!
А я не довожу своих друзей до того, чтобы они сами убегали от меня, -перешел на крик Яхси.
Ну же Риш, Хис, Усс, чего же вы молчите?! Скажите все, что думаете о нашем несравненном Усену.
Воцарилось молчание, которое боялись нарушить Риш, Хис и Усс, застывшие на месте, боясь спровоцировать драку между друзьями, которые находились на грани.
Но взорваться обоим помешал голос из темноты:
Вы, наверное, ничего не ели уже несколько дней?! молвил Хэн, появившись из темноты в самый последний момент, держа во рту множество всякой мелкой добычи.
Не стойте, как истуканы, поешьте, молвил барс, положив добычу перед собой, рядом со стоящими неподалеку Усену и Яхси.
Усену, Яхсиус, молвил Хэн, видя, что ни кто не сдвинулся с места, ожидая пока их друзья, не перестанут ссориться.
Оставьте свои склоки до поры, и поешьте.
Слова Хэна заставили Усену оторваться от глаз Яхси, и, приняв их за укор, он подошел к куче добычи, взял в зубы первого попавшегося зверька, и чуть поклонившись, пошел в свой угол.
Съедаемые голодом, недолго терпели и Риш с Хис, которые быстро кинулись к еде, за ними поспешил Усс. И только Яхси, бросив недовольный взгляд на предлагаемую Хэном добычу, демонстративно отвернулся и пошел прочь. Хэн не придав этому особого значения занял свое место на выступе, и решив не мешать путникам утолять голод, впил свой взор в небо.
Не смотрел в их сторону и Яхси, надувшись, как хомяк на крупу, он лишь изредка махал лапами, когда один из друзей смачно чавкал, не удержавшись. Хотя Хэн и принес много еды, но она таяла прямо на глазах, и если бы дело шло теми же темпами, ничего бы Яхси и не осталось. Но Усену, видя, что Яхси еще не ел ни крошки, и как никогда чувствуя вину за собой перед ним, не только за недавнее поведение, но и за прежнее. Усену вдруг вспомнил все его споры с волком, и то, что Яхси всегда первым шел на мировую. Поэтому тяжело вздохнув, он встал на три лапы, подошел к остаткам добычи, и взяв их разом в пасть заковылял в сторону Яхси, который все это видел боковым зрением, но не хотел и вида подавать. Он оставался безучастным и после того, как Усену аккуратно положил еду прямо перед ним.
Подождав полминуты, и поняв, что его присутствие лишь ухудшает понимание, барс направился на свое место, но не дойдя до него был остановлен словами Хэна:
Твоя лапа, что с ней?!
Усену вопросительно взглянул на заднюю лапу, и попытался поставить ее на твердую землю, но резкая боль на мгновение перекосила его лицо, и он снова поднял ее.
Он повредил ее, когда мы спасались бегством от начала Хис, но последнее слово не давалось ей, и Хэн сам закончил.
От меня.
Да, тихо буркнул Яхси, поглядывая одним глазом на добычу.
Да-а, протянул Хэн, чуть приподнявшись, и вытянувшись всем телом, Нехорошо вышло. Дай-ка я посмотрю, закончил он, и за один прыжок оказался возле Усену.
Ладно! молвил Усену.
Он решительно взглянул на Риша и Хис, и чуть присел, вытянув больную лапу. Но вопреки ожиданиям друзей, Хэн не сразу кинулся к больной лапе, а не спеша стал разглядывать Усену, обходя его полукругом.
Вижу и вас, не обошла стороной человеческая рука, задумчиво молвил он, каждый раз задерживая взгляд на том или ином шраме или отметине, на теле Усену.
Да-а, вы прошли огонь и воду, и все это время вам удавалось справиться со всеми бедами, продолжал Хэн, совсем другим голосом, более мудрым и осмысленным и как заметил Усену, даже его взгляд и выражение лица стало куда более серьезным, и загадочным.
Его брови нахмуривались всякий раз, когда он замечал все новые и новые шрамы. Складывалось такое ощущение, что им не было конца, и которые друзья уже привыкли лицезреть друг на друге, и не придавали особого значения. И лишь когда им было грустно, они принимались вспоминать по ним прошлое. Для них их шрамы были летописью жизни, а для Хэна они стали картой, по которой он читал нелегкий их путь, приведший друзей сюда, по неизведанным ему еще причинам.